– Подождите здесь, – сказала она и ушла.
Мы с Тедом огляделись по сторонам.
– Думаешь, за нами следят? – спросил я. – У меня ощущение, что за нами следят.
Эта комната была такой же светлой и скучной, как приемная. Я моментально припомнил все больничные помещения, в каких довелось побывать нам с Ханной. С той разницей, что здесь на стенах висели не цветистые акварели или афиши диснеевских мультиков, а вставленные в рамки фотографии различных городов Сомерсета – не вполне искренняя демонстрация гражданской гордости. Чтобы заявить о своем доминировании, мы сели во главе стола. Потом несколько минут провели, глядя на дверь.
– Они применяют к нам манипулятивные техники, – прошептал я. – Это психологическая война.
– Том, это окружной совет, а не КГБ.
– Именно это тебе и хотят внушить.
В этот момент в комнату вошел дородный мужчина средних лет, в очках с толстой черепаховой оправой и полосатой рубашке, а за ним – до нелепого высокий, абсолютно лысый коллега в темно-сером костюме как минимум на размер меньше нужного. Они напоминали какой-нибудь комический дуэт семидесятых годов.
– Я – советник Боб Дженкинс, а это – советник Вернон Спенсер, – сказал тот, что пониже ростом. – Мы дождемся миз Бейл, нашего консультанта по планированию, и тогда начнем.
Они уселись у другого конца стола и зашуршали бумагами. Я слышал, как за дверью разговаривает какая-то женщина, очевидно по сотовому. Слов я не различал, но голос показался мне странно знакомым. Пока она подходила ближе, я стал догадываться. Дверь распахнулась.
– А-а, вот и она, – произнес Боб и встал; Вернон тоже встал; мы с Тедом встали. – Это Тед и Том из театра «Уиллоу три». А это Ванесса Бейл, специалист по городскому планированию, помогающая нам с этим проектом.
Ванесса вошла и собралась поздороваться с нами, но, когда она увидела меня, а я ее, мы оба замерли с протянутыми руками и разинутыми от ужаса ртами. Несколько мгновений я размышлял о невероятной жестокости мира.
– Привет, – сказала она.
– Привет, – сказал я.
– О-о, – произнес Боб, каким-то образом уловив бушующую волну неловкости, затопившую комнату. – Вы знакомы?
– Да, – ответила она.
– Нет, – одновременно произнес я.
– Ну нет, – пожала она плечами.
– Ну типа того.
Среди беспощадного равнодушия окружного офиса, освещенного галогенными лампами, Ванесса выглядела более сурово. На ней были юбка и пиджак чопорного вида, наводившие на мысль, что, выйди она из них, они так и остались бы стоять, подвешенные во времени и в пространстве. Она казалась измученной и смущенной, но ведь, разумеется, нынешнее последнее свидание едва ли было идеальным. Теперь я понял, почему она избегала разговоров о своей работе. Интересно, на скольких свиданиях ее забрасывали вопросами о выбоинах на главной улице или спрашивали, почему соседу разрешили построить уродливую оранжерею. Есть определенные профессии – врачи, учителя, политики, психотерапевты, – с которыми человек практически всегда на службе. На каждом званом обеде любой может отвлечь его от волованов с креветками неизбежным: «Послушайте, я понимаю, что вы не на работе, но…»
Мы разместились на противоположных концах стола, как будто неловкая встреча еще не состоялась. Ванесса села между Бобом и Верноном, которые теперь напоминали злобных бандитов.
– Как вы знаете, – начал Боб, – в настоящее время мы оцениваем жизнеспособность театра «Уиллоу три». Мы понимаем, что это имущество общины, однако его эксплуатация обходится дорого, а теперь, после затопления, которое, согласно обследованию страхового агента, было вызвано неправильным обращением, предстоит дорогостоящий ремонт. В городе существует чрезвычайно высокая потребность в жилой недвижимости, и в этой связи мы должны отдавать предпочтение плановым проектам, упрощающим обеспечение жилищного строительства.
Он замолчал и взглянул на Вернона, продолжившего лекцию с той же монотонностью робота:
– По мнению отдела коммерческих зданий и планирования, театр «Уиллоу три» не соответствует функциям развлекательного учреждения. Через месяц состоится совещание совета. Мы выступим с предложением, чтобы здание было признано непригодным и снесено. Таким образом освободится место для жилой застройки подходящих размеров.
– Что? Когда? – Я чуть не задохнулся.
– Мы намерены закрыть здание в течение двух месяцев, – ответил Боб. – До тех пор в ожидании голосования совета все мероприятия должны быть отменены.
Разумеется, это был наихудший из ожидаемых мной и Тедом сценариев, но то, как жестко, как недвусмысленно он был высказан, стало шоком, повергнувшим нас в ошеломленное молчание. Вот оно. Это действительно случилось.
– Нам можно высказаться? – спросил Тед хриплым слабым голосом, словно доносящимся из коротковолнового приемника, стоящего в соседней комнате.
– Вас попросят изложить ваше мнение на заседании совета, – произнес Боб сдержанным тоном, совершенно лишенным сочувствия. – Есть шанс, что совет проголосует в поддержку театра. Тем не менее, если голосование пройдет с отделом планирования… – Он умолк.
Я увидел, как в воздухе раскачивается снаряд для разрушения зданий.
– Это абсурдно, – заявил Тед.
– Мне очень жаль, – сказал Вернон.
Не очень-то похоже было, что ему жаль. Скорее, он мысленно готовится к новому назначению.
– Вот почему вам следует прийти на совещание, – подала голос Ванесса. – Если вы найдете сильные аргументы… никогда не знаешь заранее.
Боб и Вернон взглянули на нее с выражением, весьма похожим на удивление.
– Но к нам ходят люди, – сказал я плаксивым детским тоном. – Число их вполне прилично.
– Оно недостаточно для недвижимости подобного размера, – возразил Боб. – Если сравнить посещаемость театра с местным мультиплексным кинотеатром…
– Перестаньте называть это недвижимостью! – возмутился я. – Это, черт побери, театр!
– Мистер Роуз, прошу вас…
– Давай, Том, – сказал Тед.
– Нет, это просто безумие, – продолжал я. – Нельзя сравнивать театр с мультиплексом. Театр – это символ, и не только для людей, которые туда ходят, но и для тех, кто проходит мимо и видит его каждый день. Это значит, мы живем в цивилизованном, культурном обществе. Мультиплексные кинотеатры – просто огромные складские помещения, где люди смотрят кино, развлекательный эквивалент торговых центров. Но театр – нечто другое, овеянное историей. Ясно, что «Уиллоу три» – не старинный театр, но вы понимаете, что я имею в виду. Даже если бы мы не зарабатывали на продаже билетов, его символическое значение неоценимо, верно?
– У совета нет средств на поддержание символов, мистер Роуз, – сказал Вернон. – В особенности если кто-то его затопил, сделав страховку недействительной.
