– Что по крайней мере одна из ее историй правдива? – откликается он.
– Нет, тупица. Ты едешь на фестиваль комиксов!
На мгновение он задумывается, а потом улыбается мне:
– На этот раз я заключу с тобой сделку. Я поеду на фестиваль и покажу свои рисунки, если ты согласишься написать мой комикс.
– О господи, ладно!
– Ты действительно подумаешь об этом и отнесешься к этому серьезно?
– Вот те крест! – Я скрещиваю пальцы за спиной.
– И последнее, – говорит он.
– Что?
– Ты тоже поедешь. Мы можем сделать из этого уик-энд. Остановимся у моей сестры Зои, пару дней походим на конференцию, а в понедельник пошатаемся по Бристолю. Конечно, отдельные комнаты.
– Ты ненормальный. Папа ни за что меня не отпустит.
– Мы оставим ему телефон и адрес Зои. Можешь звонить хоть каждые два часа.
– Я не знаю.
– Ханна?
– Я не знаю!
Он достает пятидесятифунтовые банкноты и машет ими перед моим лицом:
– У нас есть деньги. Подумай обо всех этих новых комиксах…
– Я и правда хочу! Надо только подумать, как получить разрешение.
Я не говорю ему, что на понедельник у меня назначен визит в больницу. Не хочу об этом думать, не хочу его сочувствия. Хочу дышать воздухом приключения. Он наклоняется ко мне, и я тоже наклоняюсь вперед. Он как будто хочет что-то сказать, но вместо этого мы медленно целуемся в губы. Чувствую, как вокруг нас словно накапливается электрический заряд.
– Спрошу просто из интереса, – говорю я. – Наш день в лавке комиксов – почему ты предпочел не идти с друзьями? Почему остался со мной?
– Черт побери, Ханна! – смеется он. – Ты когда-нибудь тусовалась с собой? Серьезно. Разговаривала с собой? Когда-нибудь слушала свои слова и свои шутки? И, придя домой, думала о них весь день и всю ночь? Я вот думал.
– Ты тупица. Заткнись!
– Я серьезно.
– Ты серьезно тупица.
По пути домой я размышляю обо всей этой сумасшедшей неделе. Думаю о своей встрече с Ванессой и ее громком беззастенчивом смехе. Думаю о Маргарет и ее пустом доме. Но больше всего я думаю о Кэллуме. О его депрессии, о его рисунках и о его загорелом торсе. И весь оставшийся день ощущаю на губах вкус его поцелуя.
Том
– Я собираюсь расстаться с Анджелой.
Я ехал на машине с Тедом в главный офис муниципалитета на совещание по поводу нашего театра, когда он метнул в меня эту мегатонную матримониальную бомбу. От неожиданности я чуть не угодил в живую изгородь. Как будто у меня мало своих забот!
– Что? Почему? То есть я знаю почему, но с чего вдруг?
– Просто эта ужасная рутина, в которой мы завязли. Не знаю, как из нее выбраться. Каждый вечер мы молча ужинаем, молча сидим перед телевизором, молча идем спать. Чувствую, как между нами воздвигается стена. Напряжение невыносимое, оно сокрушает нас.
– Ты говорил с ней об этом?
– Том, ты спрашиваешь, говорил ли я с ней о том, что мы не можем разговаривать друг с другом?
– Понимаю. Но скажи, что, по-твоему, должно произойти?
– Что угодно! Мы вместе уже сорок лет, но я не хочу примириться с этим… медленным сползанием к забвению.
– Тед, это худшая зажигательная речь из всех, что я слышал.
– Я говорю серьезно.
– Знаю. Прости. Послушай, ты должен, по крайней мере, дать ей шанс. Расскажи ей, что ты чувствуешь.
– Я мужчина шестидесяти с лишним лет. Я не рассказываю людям, что я чувствую. Это не шоу «Большой брат со знаменитостями»!
– Ты все же актер – сыграй! Терять тебе нечего. Если все настолько плохо, что ты собрался уйти, то какой смысл не говорить ей? Или просто удиви ее! Просто почини тот чертов мотоцикл, забронируй гостиницу и довези ее… ну, не знаю… хоть до Понтефракта. Суть в том, что у тебя есть возможность все изменить, просто надо быть более решительным. Иногда людям нужно потрясение, чтобы измениться, а твой вид в кожаной мотоциклетной одежде вполне может послужить тем толчком, который необходим Анджеле.
Молчание. Потом он повернулся ко мне:
– Понтефракт?
– Это первое место, которое пришло мне в голову.
– Не Париж, не Рим и не северное сияние…
– У меня много что есть на уме, Тед.
Мы свернули с двухполосного шоссе на узкую второстепенную дорогу. В лобовое стекло светило солнце, обдавая нас своим жаром.
– Так или иначе, мы это уже обсуждали, – сказал Тед. – Мы не можем уехать, потому что Анджела нужна сестре. У нее никого нет, и если она упадет… Что касается мотоцикла, то кого я обманываю? Это ржавая неповоротливая развалина. Когда доскрипишь до моих лет, жизнь становится труднее. Варианты ограничиваются.
– Тед, варианты всегда есть. До самого конца.
Подобные разговоры происходили у нас много раз. Мне хотелось проявить сочувствие, поддержать Теда в его невзгодах, но голос у меня в голове твердил свое: «Неужели Ханна когда-нибудь скажет, что старость – отстой?» Я немедленно отогнал от себя эту отвратительную мысль. У меня явно был стресс по поводу театра.
– Послушай, прости, это не главное сейчас, – словно прочитав мои мысли, сказал Тед. – У нас впереди важное дело. Теперь слушай. На этом совещании они собираются прощупать нас. Им надо знать, могут они спокойно снести здание или мы будем бороться. Мы, со своей стороны, должны доказать им, что «Уиллоу три» – ценное имущество.
– Мы всех их сделаем театралами, – заявил я. – В это время на следующей неделе они выстроятся в очередь, чтобы посмотреть… что пойдет на следующей неделе?
– «Брас трэп», – отвечает Тед. – Это женский духовой оркестр, играющий сексуальный фанк.
– Ну конечно. Конечно же. Давай пригласим их, Тед. Я их ангажировал.
Здание муниципалитета представляло собой безобразное современное строение в центре безобразного современного нового города. Оно казалось построенным из гигантских кубиков лего цвета манного пудинга. За окнами, уставившись в экраны компьютеров, сидели скучающего вида служащие, наверняка принимая весьма важные решения по поводу уборки мусора. Мы припарковались на дорогой стоянке «оплатите и предъявите», и я решительно направился в приемную. За мной с портфелем и ноутбуком торопливо шагал Тед.
– Добрый день! – обращаясь к секретарше, проревел я. – Я пришел спасать мой театр.
Я надеялся, мой уверенный агрессивный тон произведет впечатление.
– Имя, пожалуйста, – сказала она.
– Театр «Уиллоу три», – ответил я.
– Нет, ваше имя.
После того как установили мою личность и цель моего пребывания здесь, секретарша провела нас в небольшой конференц-зал с длинным белым столом и дешевыми офисными стульями.
