Спустившись вниз, я вижу, как Кэллум несет в гостиную изысканную трехъярусную этажерку с разными пирожными. Я вытаскиваю телефон и щелкаю его.
– Материал для шантажа, – говорю я.
Потом он приносит чайник в розовом чехле, и я могу умереть счастливой.
Усевшись за стол, мы набрасываемся на торт «Баттенберг» и бисквитные пирожные и пьем чай из фарфоровых чашек. Кэллум расспрашивает Маргарет о ее прошлом, и она рассказывает ему некоторые знакомые мне истории, в которых фигурируют давно почившие лондонские театры и малоизвестные телешоу. Я знаю все эти байки наизусть и ненавижу себя за то, что начинаю искать в них нестыковки. На него явно производят впечатление имена знаменитостей, он смеется над неприличными анекдотами. Я пододвигаюсь ближе к нему на диване.
– Итак, Кэллум, – говорит Маргарет тоном, не допускающим возражений, – что ты планируешь делать в жизни?
Он настолько ошеломлен неожиданной серьезностью ее вопроса, что едва не давится пирожным.
– Он художник, – говорю я, когда он приходит в себя. – Он рисует этих удивительных персонажей и их истории, но очень застенчив и никому их не показывает. Скоро в Бристоле начнется конференция по комиксам, на которой люди смогут продемонстрировать свои работы, и я пытаюсь уговорить его поехать, но он не хочет.
– Почему нет? – спрашивает Маргарет.
– Дорого. – Кэллум пожимает плечами. – Плата за вход, билеты на поезд, все такое. До сих пор я не ездил один в большой город. Ну, был один раз, но… во всяком случае, я ужасный трус. Оставим все как есть.
– С тобой поедет Ханна. Да, Ханна?
Он смотрит на меня, потом снова на Маргарет.
– Думаю, папа меня не отпустит, – говорю я. – То есть мне… нельзя сейчас бывать в оживленных местах и нельзя волноваться.
Маргарет качает головой и жестом неповиновения поднимает морщинистую руку:
– Что ж, дорогая, вот мой девиз: «Не спрашивай разрешения, просто извинись потом». Мы жалеем о том, чего не совершили, больше, чем о том, что сделали. Должна признаться, эта философия доставляла мне много неприятностей, особенно в тот раз, когда я вопила: «Долой Тэтчер!» – во время вызова на бис после спектакля «Матушка Гусыня» в театре в Финчли в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом. Но, Ханна, в жизни полно риска и полно людей, убивающих себя в попытке минимизировать этот риск.
У Маргарет слезятся глаза, и вид у нее измученный после этой вспышки. Она явно слабеет. У меня не хватает смелости сказать ей, что в моем случае ситуация изменилась в худшую сторону. Мы с Маргарет всегда были близки. Я не в силах сказать ей, что теперь мы, вероятно, станем еще ближе.
– Во всяком случае, – говорит Кэллум, – это слишком дорого, так что…
Тикают часы. По комнате ползут тени.
– Когда я впервые приехала в Лондон в пятидесятые, то жила в однокомнатной квартире в Далвиче, – говорит Маргарет. – В квартире надо мной жил один весьма обходительный джентльмен – не помню даже, как его звали. Он был такой любезный, всегда с улыбкой на лице. Несколько раз мы ходили развлекаться, но это ничем не закончилось. Он был чуть старше меня, а я была глупышкой из Мидлендса, пытавшейся пробиться в актрисы. Так вот, однажды этот джентльмен признался мне, что он вор-карманник, причем невероятно успешный. Он, бывало, каждое утро ездил на автобусе в Сохо и хорошо зарабатывал на туристах. Он даже научил меня некоторым трюкам: как отвлекать внимание, как читать язык человеческого тела. Он говорил, что это пригодится в моей карьере. И вот однажды я пришла домой и увидела, что он идет по дорожке с чемоданом, – он уезжал, вот так. Может быть, «заработал» достаточно денег или ограбил не того человека, не знаю. Но перед тем как уйти, он поцеловал меня и сказал: «Не жди, что получишь желаемое, просто бери его. Овладевай будущим». После его ухода я обнаружила у себя в кармане пальто пять десятишиллинговых купюр.
– Значит, – говорит Кэллум, – вы советуете нам украсть деньги, чтобы поехать на конференцию по комиксам?
– Нет, – смеется Маргарет. – Я советую вам брать то, что сможете, когда представится случай, не упускать удачу, хватать будущее обеими руками. Оно ваше. Но так не будет продолжаться вечно.
Мы допиваем чай и относим чашки с тарелками обратно на кухню.
– Что ж, мне пора вздремнуть, – говорит Маргарет. – Очень приятно было увидеть вас обоих. Берегите друг друга.
Я обнимаю Маргарет, с некоторым ужасом ощущая ее маленькое костлявое тело, такое измученное и слабое. Она обнимает и Кэллума, который отвечает на ее объятие, длящееся, пожалуй, чуть дольше, чем он ожидал.
Мы идем обратно по дорожке, сквозь ветви яблонь солнце шлет нам вдогонку лучи света. Когда мы минуем ворота, я беру его за руку.
– Сегодня ты был хороший, – говорю я.
– Значит, ты согласна писать комикс вместе со мной?
– Не начинай! Что ты думаешь о Маргарет? Иногда она бывает утомительна.
– Она потрясающая! Эти истории! Ей стоит заняться мемуарами.
– Пожалуй. – Я пожимаю плечами. – Раньше я верила всем ее рассказам, а теперь не знаю. Я прошлась по дому, там все такое… такое скучное. Пустые комнаты.
– Ты надеялась, что она прячет в спальне Иэна Маккелена?
– Нет! Не говори глупостей. Просто я думала найти какое-нибудь доказательство. Что-то показывающее, что ее жизнь удалась.
– Это имеет значение?
– Для меня – да. Я хочу в это верить. Наверное, я кажусь тебе очень странной.
– Нет, клево, что она твоя подруга. Клево, что у тебя есть театр. Это как большая шумная семья. Твоя жизнь как в скетч-шоу «Маленькая Британия», только смешнее.
– Пожалуй, – соглашаюсь я. – Папины родители умерли, когда я была маленькая, а с маминой семьей я так и не познакомилась. Так что Маргарет вроде как моя бабушка. Тед – дедушка, а Салли, наверное, мама. Или, может быть, старшая сестра. У меня много «вроде как» родственников.
Он на секунду задерживает на мне взгляд:
– А я вроде как твой бойфренд?
– О-о, голубчик, – отвечаю я, – ничего подобного.
Он вдруг останавливается и смотрит на меня с изумленным выражением лица.
– Я пошутила, – похлопав его по плечу, говорю я.
– Нет, не может быть! – вдруг восклицает Кэллум, вынимая руку из заднего кармана джинсов.
В кулаке у него что-то зажато. Он смотрит на меня и разжимает ладонь. Три свернутые хрустящие купюры по пятьдесят фунтов.
– Что? Откуда они взялись?
– Когда она меня обнимала… наверное… Иду назад, – бормочет он.
– Нет, подожди.
– Ханна, я не могу их взять, это чересчур много.
– Я знаю ее, Кэллум. Если вернешь деньги, она сильно разозлится. О господи, не могу поверить, но она не обчистила твои карманы, а сделала ровно наоборот! – (Он оглядывается на дом, потом смотрит на меня, явно взволнованный и смущенный.) – Знаешь, что это означает?
