Несколько мгновений мы оба стоим на дорожке и упиваемся этим зрелищем.
– Твоя подруга живет здесь? – спрашивает Кэллум.
– Угу.
– Ханна, она, случаем, не скелет в платье, сидящий в кресле-качалке?
– В последний раз, когда я ее видела, она точно выглядела иначе. Пошли.
Я с трудом пробираюсь сквозь крапиву, заполонившую дорожку, к огромной деревянной входной двери. Звонка нет, и я поднимаю железное дверное кольцо, несколько раз ударив им по подозрительно мягкой деревянной поверхности.
Ничего. Я стучу снова.
– Откроет кто-нибудь эту дверь? – вопрошаю я.
– Наверное, ее нет, – говорит Кэллум. – Пойдем в какое-нибудь менее пугающее место. Вроде индейского кладбища.
Я уже собираюсь предложить зайти позже, когда мы слышим скрежет засова с той стороны двери, и – медленно, неохотно – дверь со скрипом открывается. Там, в полумраке, освещенном древней лампой на деревянном комоде, стоит Маргарет. Вид у нее более болезненный, чем обычно: волосы растрепаны, глаза и щеки ввалились, как будто втянувшись в голову. На ней длинный цветастый халат, в пальцах коричневая сигарета.
– А-а, входите, – говорит она. – Боюсь, я не вполне одета.
Кэллум смотрит на меня, и я отвечаю ему сердитым взглядом, потом Маргарет шаркающей походкой исчезает в темноте, видимо ожидая, что мы последуем за ней. Я вхожу первой, за мной робко проходит Кэллум. Я впервые опасаюсь, что он будет меня стеснять. Мы трусим за Маргарет через прихожую – под ногами крошатся растрескавшиеся мозаичные плитки – и попадаем в гостиную. Не знаю, что я ожидала увидеть – сумасшедшую коллекцию театрального хлама? Стену, увешанную фотографиями Маргарет в компании со знаменитыми людьми? Может быть, премию «Тони»? Вместо всего этого перед нами скучная старушечья комната с потертым древним диваном, креслом с обветшалой обивкой в цветочек и допотопным телевизором в деревянном корпусе. На каминной полке пара фотографий Маргарет и ее мужа, рядом безвкусные часы с каким-то орнаментом, и ничего необычного или яркого. Ничего не могу с собой поделать, мне неловко, но я разочарована.
– Входите, – говорит она. – Садитесь, сейчас приготовлю чай. – Она подходит к креслу, осторожно опускается в него, и я бросаюсь к ней на помощь, но она отмахивается от меня, рассыпав вокруг пепел от сигареты. – Нет, спасибо, милая девочка.
Мы с Кэллумом смущенно садимся, как будто нас отправили к директрисе за поцелуи на уроке. Он опустил глаза на свои кроссовки. Никогда не видела его таким смущенным, так похожим на любого мальчишку, мечтающего сбежать с постылого семейного сборища. Единственный звук – тиканье часов, разносящееся по комнате. Я толкаю Кэллума в бок, чтобы он хоть что-то сказал.
– Значит, ты Кэллум? – спрашивает Маргарет, оглядывая его с ног до головы.
– Да, – отвечает он, смущенно отводя взгляд.
– Думаю, ты хотел сказать «да, мэм», – брюзжит Маргарет визгливым строгим голосом.
У Кэллума испуганный вид, но она тайком усмехается, глядя на меня. Какая стерва! Я ее обожаю!
– Простите, мэм, – лепечет он.
Мы с Маргарет хохочем.
– Что? – стонет он.
– Мэм! – повторяю я, игриво толкая его. – Она шутит, дурачок.
– О-о, давай не будем жестокими, Ханна. – Маргарет небрежно бросает сигарету в стеклянную пепельницу, стоящую на подлокотнике кресла.
Она подмигивает Кэллуму, и тот моментально заливается краской. Мне вдруг все это начинает очень нравиться. Преодолев напряженность, мы начинаем говорить. Маргарет спрашивает про школу, жалуется на здоровье и лекарства, от которых ее клонит в сон, а мы с Кэллумом выражаем ей сочувствие. Ни дать ни взять компания близких друзей.
– И как же молодежь в наше время ухаживает? – интересуется Маргарет.
– О, не смотри на меня, я совершенно необразованная, – говорю я, почти сразу сообразив, что теперь Кэллум знает, что у меня прежде не было настоящего бойфренда.
– Мы оба увлекаемся комиксами, – отвечает он. – Вот на этой почве мы и познакомились.
Маргарет неодобрительно качает головой:
– Если отец ловил меня с комиксом, то сворачивал его в трубку и шлепал по заднице.
– С ним то же самое, – замечаю я.
Маргарет смеется, у Кэллума смущенный вид.
– Мама никогда не возражала, – произносит он. – Просто она радовалась, если я хоть что-то читал. Она любит читать, говорит, это помогает оставаться в здравом уме, чтобы… все пережить. Люди считают ее тупой, потому что она в пятнадцать лет бросила школу, не получив аттестата, но это не так. Она работает ассистентом преподавателя.
– У тебя есть братья и сестры? – спрашивает Маргарет.
– Две сестры, – отвечаю я за него. – Отец ушел от них, когда он был маленький. Он вырос при матриархате!
– А-а, – произносит Маргарет тоном сыщика из телефильма, который только что вычислил убийцу. – Вот почему он такой вежливый.
– Но так или иначе… – вновь зардевшись, продолжает Кэллум. – Каждый год она покупала мне на Рождество какую-нибудь книгу издательства «Пенгуин классикс» – обычно Диккенса, или Остин, или что-то еще. Я катался на горном велосипеде и слонялся с друзьями, так что даже не заглядывал в эти книги, просто складывал их на полку. Но мама продолжала их покупать. А потом, когда мы начали проходить английскую литературу, я открыл одну из них, знаете, просто чтобы узнать, какой скукотищей приходится заниматься. И тогда я кое-что обнаружил. Каждая книга была… как это называется? С комментариями. Мама написала все эти комментарии и подчеркнула разными цветами важные отрывки. Очевидно, она потратила на это немало часов, а я просто запихивал книги на полку. Фактически я только сейчас начал их читать. Мамины комментарии чертовски полезны.
– Значит, то эссе, которое ты читал вслух в классе… – начинаю я.
– Угу, я и половины бы этого не узнал без мамы. Считай, это она написала.
Повисает пауза.
– Хотите чая? – спрашивает Маргарет.
Она делает знак Кэллуму, чтобы помог ей встать, и берет его под руку. Они идут на кухню.
– Маргарет, можно я поброжу здесь? Умираю как хочу увидеть твой дом, – говорю я.
– Будь моей гостьей. Хотя тут мало что интересного. Я не люблю, когда вокруг бродит прошлое, насмехаясь надо мной. Давай, Кэллум, расскажи еще о своей жизни…
Я оставляю их болтать, а мне не терпится все обследовать. Значит, с той стороны коридора столовая, холодная и пустая, не считая полированного деревянного стола и двух стульев по сторонам от него. Голые стены, потрескавшиеся и пожелтевшие. Наверху – большая ванная комната с крупными черными и белыми кафельными плитками и громадной отдельно стоящей ванной. У стены деревянный стеллаж, забитый дорогими на вид туалетными принадлежностями. Это самая клевая комната в доме, и мне ужасно завидно. Потом я медленно толкаю дверь в спальню Маргарет, смутно надеясь, что именно там и хранятся сокровища. Но нет: здесь только чугунная кровать, старый туалетный столик и деревянный платяной шкаф. Все пахнет лавандой. Не знаю, что именно я ищу, но, что бы это ни было, оно явно не тут. У меня странное ощущение, словно Маргарет в этой комнате почти нет, словно ее присутствие какое-то призрачное. Я пробую дверь в конце коридора, но она заперта. Я пытаюсь заглянуть через замочную скважину, но различаю только пару старых чемоданов и несколько коробок.
