Норман покрутил шкатулку в руках, потом положил на крышку ладонь и прикрыл глаза, считывая магический след. Мы с Фарлагом терпеливо ждали его вердикта. Я так вообще непроизвольно затаила дыхание.
– Открыть эту шкатулку будет очень проблематично, – резюмировал Норман через какое-то время, убирая руку. – Это действительно темное заклятие. Оно закрывает смертью и на смерть.
– Что это значит? – не поняла я. Судя по хмурому выражению лица Фарлага, он тоже не был знаком с таким заклятием.
– Это значит, что шкатулка закрылась после того, как кто-то умер. Это не обязательно было ритуальное убийство, хотя могло быть. Но также смерть могла быть обещана в процессе наложения заклятия, а произойти позже по естественным причинам. Или неестественным. Это не принципиально. Важно то, что шкатулку теперь не открыть, пока не произойдет другая смерть.
– Чья? – я снова бросила тревожный взгляд на Фарлага. Тот с каждым словом Нормана мрачнел все больше.
– Этого я не могу сказать, – с сожалением признал Норман. – Обычно такое заклятие использует тот, кто хочет защитить некий предмет от какого-то другого человека. Конкретного человека. Он… или она делает свою смерть условием для запечатывания, например, шкатулки. А условием распечатывания ставит смерть того, от кого он охранял этот предмет. Это дает гарантию, что предмет ему не достанется. А иногда люди пишут признание в преступлении, в котором они принимали участие или которому были свидетелями. Признаются во всем для очистки совести, но при этом не дают письму быть обнародованным до тех пор, пока не умрет другой человек, замешанный в преступлении. Чтобы не компрометировать его.
– Можно ли как-то узнать, на чью смерть закрыта эта шкатулка? – сдержанно поинтересовался Фарлаг.
– Искать следует среди ближайшего окружения того, кто шкатулку закрыл. Это должен быть либо кровный родственник, либо тот, чью каплю крови можно было достать для ритуала. Не уверен, что я как-то вам помог, – добавил он, заметив выражение наших лиц. – В шкатулке что-то очень ценное?
– Мы точно не знаем, – отмахнулся Фарлаг.
– Возможно, там один очень важный ингредиент для снадобья, – честно призналась я. – И это снадобье может спасти ректору жизнь.
– О, – Норман нахмурился и сочувственно посмотрел на Фарлага. – Мне очень жаль, я слышал о вашем проклятии. А что, этот ингредиент настолько редкий?
– Настолько, что больше не существует, – проворчал Фарлаг. Я видела, как потух его взгляд. Значит, он все-таки позволил себе понадеяться на содержимое шкатулки.
– Русалочьи слезы, – уточнила я, решив, что за свою готовность помочь Норман заслужил более откровенных ответов.
– Ах, русалки, – Норман почему-то улыбнулся. – Да, сложная ситуация, в которой не поможет даже темная инверсия.
– Что такое темная инверсия? – тут же зацепилась я, поскольку не слышала этого термина раньше.
А вот судя по реакции Фарлага, он о ней слышал. Что было логично: все-таки в плане теоретических знаний он был далеко впереди меня. И почему-то ему эта темная инверсия была неприятна. Неужели только потому, что это темная магия?
– Темная инверсия – это замена одного редкого ингредиента другим с применением темной магии, – пояснил Норман, невзирая не заметное недовольство Фарлага. – Например, слезы русалок настолько редки, что их почти невозможно было достать даже тогда, когда мы жили с ними в одном мире. Русалки – оборотни. Они могут жить и в воде, и на суше, но предпочитают глубины океана, поскольку они для них… комфортнее, скажем так. Если русалка заплачет, находясь в воде, ее слезы тут же с ней смешаются, их будет не отделить. Значит, русалку надо либо убедить жить на земле, либо пленить. Но в отличие от обычных женщин, в стрессовых ситуациях русалки не начинают реветь в три ручья. У них несколько иная физиология, другой гормональный фон. Сложно предсказать, что именно способно вызвать у них слезы. Поэтому порой их приходилось ждать очень долго, а терпения хватало не у всех. Одним таким нетерпеливым Мастером было обнаружено, что не только слезы русалки способны давать нужный эффект, но и кровь.
– То есть вместо того, чтобы ждать слез, можно пустить русалке кровь? – от осознания этого факта у меня по спине побежали мурашки, но совсем не такие, как от прикосновений Фарлага. От этих неприятно покалывало кожу и в животе завязывался тугой холодный узел.
Норман как будто смутился, неловко посмотрел на Фарлага. Тот ответил ему хмурым взглядом исподлобья. Мне стало еще тревожнее, хотя я и не до конца понимала почему.
– Все, что касается темной магии, требует от того, кто ее практикует, определенной жертвы, – издалека начал Норман, словно выступал сейчас на лекции. – В снадобьях это менее выражено, потому что темный поток, который мы черпаем из демонического измерения, редко используется в качестве магического компонента. Тем не менее собственный поток тоже может… скажем так, окрашиваться в темные оттенки при определенных эмоциональных состояниях. Так и возникает темная инверсия. Вместо слез, которые трудно получить, ты берешь кровь, которую можно взять силой… Но компенсируешь кажущуюся простоту этого действа убийством. Это должна быть кровь мертвой русалки, собственноручно убитой тем, кто готовит снадобье. И снадобье должно быть сварено сразу, пока убийца еще на эмоциях после совершенного. В тот момент его собственный поток наполнен… злом, скажем так.
Меня замутило от этого рассказа. Интересно, знали ли о такой возможности Блэки и были ли они готовы так поступить, когда призывали русалку в наш мир?
Знал ли об этом Фарлаг, когда сам пытался сделать это?
Я посмотрела на него, но он внимательно разглядывал собственные руки, как будто пытался найти на них ответы на все самые важные в его жизни вопросы.
– Это отвратительно, – вырвалось у меня со вздохом.
– Так работает магия, – Норман развел руками, как будто извиняясь. – Всегда есть ограничения, всегда есть какая-то цена. Порой вот такая. К тому же снадобья, изготовленные с помощью темной инверсии, имеют некоторые побочные эффекты. Они меняют того, кто их принимает. Я имею в виду, прежде всего, внутреннюю суть, но внутреннее рано или поздно всегда сказывается на внешнем…
– Что ж, господин Норман, благодарим вас за попытку помочь, – хрипло перебил Фарлаг, – и за увлекательную лекцию по темной инверсии.
– Мне жаль, что я ничего не могу для вас сделать, – искренне ответил на это Норман, поднимаясь из кресла.
Он уже сделал шаг в сторону двери, но остановился и снова посмотрел на меня.
– А как ваши дела, госпожа Роук? – вежливо поинтересовался он.
Я попыталась изобразить улыбку, но после разговоров об убийствах русалок это получалось плохо.
– Все хорошо, профессор Норман. Спасибо, сэр.
По его лицу скользнуло мгновенное удивление, но потом он, видимо, вспомнил об особенностях обращения студентов к преподавателям в Лексе.
