Не знаю почему, но его тон отозвался во мне приятным теплом, которое разлилось внутри. Я даже неосознанно придвинулась ближе, словно хотела тоже взглянуть на портрет, который он держал в руках, хотя я и так знала его до мелочей.
Фарлаг отложил портрет и заглянул в мешочек, в котором хранилось ожерелье с мелкими стеклянными бусинам, вытащил их на свет и несколько секунд внимательно разглядывал.
– Симпатично, дешево, но ваша мать этим очень дорожила: я чувствую следы заклятия стазиса, а его обычно накладывают, чтобы вещь не испортилась со временем. Странно только, что оно не развеялось после смерти вашей матери. Видимо, было использовано усиление из независимого источника – другого магического потока. Она очень дорожила этой вещью.
– Мне кажется, это подарок от любимого человека, – немного смущенно озвучила я свою догадку, на этот раз утягивая из вазочки конфету. – Возможно, это единственное, что осталось у мамы от первой любви. А может быть, и последней.
Он снова покосился на меня и тихо фыркнул.
– Ох уж эти романтические натуры.
Мне не понравился его осуждающий тон в адрес мамы, поэтому у меня против воли вырвалось:
– Сказал человек, который хранит на видном месте свадебную фотографию, хотя его жена живет с другим…
Я осеклась, но было уже поздно: на этот раз Фарлаг не просто покосился на меня, а повернулся и посмотрел в упор. Я думала, он меня выгонит, но на его лице появилось выражение, подозрительно похожее на одобрение.
– А вы кусачая, Роук. Мне это нравится. Куда больше, чем тихая, смущенная и что-то невнятно бормочущая версия вас.
– Хоть что-то вам во мне нравится, – недовольно буркнула я, но испачканные в подтаявшем шоколаде пальцы несколько смазали впечатление от моего тона, и Фарлаг рассмеялся.
– Все переживаете, что я назвал вас недостаточно привлекательной?
Он уже убрал ожерелье на место и теперь взялся за обрывок листа с ингредиентами снадобья. А я успела облизать пальцы и сделать глоток чая, поэтому холодный и независимый тон на этот раз получился у меня гораздо лучше:
– Мне абсолютно все равно, что вы думаете о моей внешности, сэр.
– Правда? – он лукаво улыбнулся. – Жаль, а я хотел сказать вам, что вчера на балу вы были исключительно очаровательны.
Я почувствовала, как сердце вдруг забилось быстрее, а губы дрогнули, пытаясь расползтись в довольной улыбке. Я скрыла ее за чашкой, которая оказалась уже почти пустой. Ректор тем временем вздохнул.
– Ваша мать была мастерицей по части загадок. В этом списке почти не за что зацепиться. То есть с таким набором ингредиентов может быть около сотни снадобий. Не понимаю, зачем она могла его хранить?
– Сто двадцать четыре, – педантично поправила я. – Это только тех, что есть в большом справочнике.
Фарлаг наградил меня уважительным взглядом, беря вместо обрывка одну из любовных записок. Я напряженно замерла, потому что долго сомневалась, стоит ли приносить их. С одной стороны, раз уж я решилась довериться Фарлагу, мне следовало показать ему все, что у меня было. С другой – мне казалось неправильным делиться с ним личной перепиской, к тому же романтической, к тому же не моей. Мне оставалось надеяться, что он не посмеется.
– У вашей матери был роман с кем-то из детей других преподавателей. В крайнем случае, с кем-то из студентов из рядов новой элиты.
– Почему вы так думаете?
– Это точно писал не взрослый мужчина и не студент из аристократической семьи, – невозмутимо объяснил Фарлаг, читая третью записку. – Эти любовные послания ужасно пошлые и глупые.
– Можно подумать, аристократов учат правильно писать любовные записки, – фыркнула я.
– Вы не поверите, Тара, – он снова рассмеялся. – Чему нас только ни учат.
Я удивилась, но спорить не стала. Только налила себе еще чая и после недолгого колебания потянулась за новой конфетой: таких восхитительно вкусных я еще никогда не ела.
– У меня такое чувство, что мне знаком этот почерк, – тем временем добавил ректор, разглядывая очередную записку. – Вы не против, если я оставлю одну себе?
Я была не против.
– Я так понимаю, вы читали все? – уточнил он.
– Да, ничего интересного. Всегда сокращает имена до одной буквы, никакой конкретики, которая могла бы указать на то, кто пишет.
Фарлаг кивнул, отложил себе одну записку, остальные снова перетянул лентой, сложил все обратно в коробку, закрыл ее и убрал к шкатулке. Сделав несколько глотков из чашки, он повернулся ко мне уже всем корпусом, положив руку на спинку дивана, и уставился на меня хорошо знакомым изучающим взглядом, поглаживая подбородок, на котором вновь успела появиться заметная щетина.
– Объясните мне, зачем вы пошли в коттедж? Что вы хотели там найти?
На этот вопрос я и сама не знала ответа.
– Наверное, просто хотела увидеть это место. До вчерашнего вечера я была уверена, что моя мама, забеременев, сбежала из дома. А потом отец Алека сказал, что девушка на портрете – это Делла Блэк, погибшая во время пожара. Это не вязалось у меня в голове.
– Вам повезло, что я вас нашел, – заметил Фарлаг. – В этой части парка редко кто бывает. Только сам Блэк иногда навещает это место.
– А как вы меня нашли? – этот вопрос только сейчас пришел мне в голову.
– А как я узнаю, когда студенты дерутся с помощью магии? Контроль использования боевых заклятий вне занятий. Вы использовали против пугала щит. Формально это боевое заклятие, хоть и защитное.
– Но… с чего вы вдруг решили проверить следящие чары? Едва ли на простой единичный щит могли сработать сигнальные.
Фарлаг на несколько секунд замялся, но потом все же признался:
– Сначала я пытался отправить вам записку с феей, как обычно. Просто вызвать к себе. Но фея вернула записку. Такое происходит только в том случае, если получатель не найден. А найти человека они не могу только в трех случаях: он вне зоны досягаемости для них, он без сознания или он настолько крепко спит, что даже не видит снов. Да, и еще если он мертв. Покинуть долину вы не могли, для сна время было неподходящим, а учитывая ваш конфликт с Дорном и мое решение по нему… Я волновался. И как оказалось, не зря. Думаю, поэтому Дорн и напустил на вас пугало, а не устроил с вами дуэль. Пугало следящие чары не заметили. Если бы вы не попытались защититься… Я бы вас не нашел.
Почему-то из всего его объяснения в память мне больше всего врезались слова: «Я волновался».
– Вы хотите поговорить с Блэком, чтобы узнать подробности о том пожаре? – ректор вернулся к прежней теме.
– Я хочу знать, действительно ли на портрете его дочь, могла ли она выжить в ту ночь и не является ли он той самой семьей, которую я ищу, – поправила я. – И он наверняка знает, от кого моя мама могла быть беременна. Если кто-то и может что-то рассказать о том времени, то только он.
