Сам сказал ей, чтобы отвязалась, а сам звонит на следующий день как ни в чем не бывало! В аптеку ему, видите ли, некому сходить и чаю с лимоном приготовить. Нет, ну какой нахал! Правильно его две жены бросили!
Надежда несколько раз глубоко вдохнула воздух, чтобы приготовить решительный ответ.
— Послушай… — начала она твердо, — если ты болен, то вызывай врача. Живот, что ли, болит? Тогда «скорую»!
— Живот болит, — простонал Михаил, — только не от этого. Надя, я боюсь по телефону про это говорить, но со мной вчера такое случилось… Приезжай, я из дома выйти не могу!
— Не можешь или боишься? — не удержалась Надежда.
— Ты мне не веришь…
И сказано это было с такой безысходностью в голосе, что Надежда поверила. Похоже, и правда Лёлику совсем плохо. Будучи замужем второй раз, она прекрасно умела отличить, когда мужчина болен и всерьез расстроен, а когда просто притворяется, бьет на жалость и хочет, чтобы с ним носились, как курица с яйцом.
— Ладно, приеду, — со вздохом сказала она, — тебе привезти что-нибудь? Еды там, лекарства…
— Да ничего не нужно, сама приезжай, мне посоветоваться надо! И… Надя, будь осторожна…
Тут Надежда обеспокоилась всерьез. Если уж мужчина не только о себе думает — стало быть, и правда у него большие неприятности.
Она собралась быстро и на всякий случай оделась не так, как в прошлый раз, когда встретила Лёлика. Тогда на ней была куртка и брюки, теперь же она вытащила из шкафа дочкино коротенькое пальтецо и черный берет, удивившись мимоходом, откуда он вообще взялся в шкафу. Берет был ей велик, но это даже хорошо, можно все волосы убрать, еще больше изменив внешность.
На улице сегодня светило солнце, так что темные очки были вполне уместны. Привычно расстроившись, застегивая джинсы (худеть надо!), Надежда перед выходом оглядела квартиру. Вроде бы все в порядке, портрет она спрятала на лоджии и решила к Михаилу не таскать, листочек с картой сунула в сумку.
Берет она надела только в метро, чтобы не вызывать подозрения у соседей. И так уже Антонина Васильевна, как обычно гуляющая у подъезда, поинтересовалась, что это у нее с глазами. Очки темные надела, чай, не на пляже…
Выйдя из метро на Петроградской, Надежда зашла еще в магазин и в аптеку, купила полкило песочного печенья и ветчины, а также упаковку обезболивающих таблеток. Голос-то у Лёлика и правда был совсем больной.
Он долго не хотел пускать ее в квартиру. Спрашивал через дверь, кто там да откуда…
— Слушай, это же я! — рассердилась наконец Надежда. — Сам звал, а сам…
— Что-то непохоже…
Надежда догадалась снять очки и берет и с радостью услышала звук отпираемых замков.
Лёлик выглядел ужасно. Небритый, под глазами синяки, и глазами этими он все время глядел куда-то вбок.
Надежда подумала было, что он боится встречаться с ней взглядом, но оказалось, что ему просто не повернуть шею в нужную сторону. Надеты на нем были старые спортивные брюки и растянутая футболка. Ходил Лёлик осторожно, как будто у него не тело, а стеклянный сосуд, и он боится расплескать то, что внутри.
— Проходи, — проговорил он тихим, страдальческим голосом, — располагайся.
В гостиной было не прибрано, что Надежду не удивило — сразу видно, что хозяин не в себе. Она решила не лезть с вопросами, а напоить человека чаем — авось полегчает.
— Да не надо… — отмахнулся Лёлик и осторожно сел на диван, при этом задел, видно, что-то, потому что поморщился и едва сдержал стон, — я есть не хочу.
Надежда сделала вид, что не слышала и побежала на кухню.
Вот на кухне был полный порядок, ни крошек на столе, ни одной грязной чашки в раковине. А это значит, что Лёлик на кухню не заходил как минимум со вчерашнего дня. А сейчас уже второй час, и зная, что он покушать любил с детства, ясно, что человек и вправду нездоров. Да и так видно.
Лёлик устроился поудобнее на диване в гостиной и затих под пледом, уставившись в экран телевизора.
Надежда присела рядом, чуть-чуть его задев, отчего Лёлик вскрикнул.
— Живот покажи! — приказала Надежда, и, когда он задрал футболку, настал ее черед ахать.
Живота не было. Был один сплошной кровоподтек, переливающийся лиловым, синим и красным.
— Только зеленой не хватает, — усмехнулся Лёлик, пытаясь вытянуть шею.
— Будет, — посулила Надежда, — со временем и зеленый будет, и желтый. Не расскажешь, кто тебя так? Подожди, нужно обезболивающее принять, а перед этим — хоть чаю выпить. Я тебе сюда принесу!
Она правильно угадала — ему очень хотелось, чтобы кто-нибудь крутился рядом. Мужчина, что с него возьмешь…
На кухне нашелся сервировочный столик на колесах, и Надежда прикатила в гостиную чай. Лёлик съел бутерброд с ветчиной, половину печенья и три шоколадные конфеты, найденные Надеждой в буфете. Потом принял от Надежды две таблетки обезболивающего и запил их второй кружкой крепкого чая. После чего откинулся на подушку и глядел уже веселее.
— Ну? — она подвинула стул, села рядом и строго взглянула не него. — Рассказывай!
И он рассказал ей, как вчера после работы подхватил его тот, бритый, который ушел от них через антикварный магазин, как привез его за город в какую-то заброшенную деревню, бил там и собрался пытать, так как хотел знать, где портрет.
— Вон оно что… — протянула Надежда, — а дальше?
Дальше бритый ушел, чтобы принести инструменты для настоящих пыток, а Михаил нашел у себя в рукаве кусок пластмассы от сломанной лопатки.
«Ну надо же, — подумала Надежда, — сообразил же припрятать. А я думала, он полный тюфяк…»
И вот, продолжал Михаил, пока он возился с веревкой, услышал из другой комнаты странные звуки. Как будто там кто-то дрался, а потом и выстрелы раздались. У того, бритого, пистолет был, Михаил видел. И потом там послышался стон, а затем кто-то сказал, что его задели и чтобы другой его не бросал. А тот, другой, сказал, что нет, не бросит, только осмотрится. Тут Михаил затаился за дверью и угостил этого, который пришел, стулом по голове.
— Что, неужели стулом? — оживилась Надежда. — Да быть не может! Ты же драться вообще не умеешь!
— Жить захочешь — научишься…
— Так… — протянула Надежда, — мало нам бритого, так еще тут кто-то вырисовывается. Ты того мужика разглядел?
— Примерно… сам такой худой, невысокий, глаз не видно, потому что в кепочке…
— В кепочке, на глаза надвинутой? — ахнула Надежда. — И подбородок такой острый торчит?
— Точно. А ты его знаешь?
— Это он в магазине продавца убил! Я его там видела! — крикнула Надежда. И добавила упавшим голосом: — И он меня тоже…
Помолчали. Михаил уставился в телевизор и вдруг замахал руками и завозился, разыскивая пульт.
