Современник характеризует ситуацию так: «Мы были осаждены тучей французов всякого рода, которые не ужились в Париже и отправлялись в другие страны. Мы были оскорблены, увидев среди них дезертиров, банкротов, негодных лакеев, которые все лезли в воспитатели. Очевидно, эта дрянь рассеялась везде, вплоть до Китая».
К слову, это пишет не русский злопыхатель, а секретарь французского посольства в Петербурге, которого этакие вот земляки уже достали…
Публика, словом, специфическая. Хорошо еще, если просто пили день напролет, как экземпляр, увековеченный Пушкиным в «Капитанской дочке». Но иные юных учениц обучали чему не следует, а кое-кто и учеников к педерастии приохочивал…
А ведь потребность в настоящем образовании была велика! И это понимали сами русские. Среди депутатских наказов «с мест», прозвучавших в Комиссии по уложению, было немало и касавшихся как раз образования. Об учреждении школ, корпусов и гимназий, причем порой речь шла и о девочках.
В этих наказах встречались даже детально разработанные учебные программы! Каширские дворяне требовали, чтобы преподавали грамоту, Закон Божий, арифметику, геометрию, фортификацию, немецкий. Кашинские пошли дальше: французский язык, рисование, фехтование, тригонометрия (знали и такое словечко в захолустном Кашине!), артиллерийское дело и танцы.
Правда, большинство проектов касались исключительно благородного сословия. Лишь серпуховские дворяне готовы были допустить в школы еще детей чиновников и купцов.
О женских учебных заведениях говорили депутаты из Чернигова, Глухова, Переяславля. А дворяне Дмитрова прониклись вольнодумством и прогрессом настолько, что предлагали всякому помещику содержать учителя на каждые 100 крестьянских дворов для обучения крестьянских детей грамоте и арифметике. Правда, продиктована эта идея была вовсе не вольнодумием: просто-напросто в той же бумаге дмитровцы писали: «От грамотного крестьянина помещик больше дохода получает». Но все равно, согласитесь, это какие-то новые веяния…
Купцы хлопотали о том же с утилитарных позиций: чтобы «учинить» такие школы, где не только их дети, но и сироты обучались бы иностранным языкам, счетоводству «и другим полезным купцу знаниям». Ряжские купцы требовали вообще поголовного и обязательного обучения грамоте – штрафовать родителей, пренебрегающих образованием своих чад.
Самые толковые и радикальные программы внесли архангельские купцы. Народ был развитой, торговавший с заграницей и часто там бывавший (даже реформы Петра не смогли архангельское купечество изничтожить). Купцы из Архангельска жаловались, что русские по недостатку образования отстают от иностранных негоциантов, «благодаря чему иностранцы берут преимущество в барышах». А потому северные грамотеи разработали внушающую и сегодня уважение программу будущей школы: правописание и чтение, купеческое письмо (правила составления деловых бумаг), арифметика и «наука о весах русских и иностранных», бухгалтерия, купеческая география (т. е. экономическая), иностранные языки, торговое право русское и иностранное, навигация. Весьма серьезно.
Поначалу Екатерина привлекла к реформе образования того самого Теплова из Академии наук, что соучаствовал в убийстве Петра III. Однако тот составил нелепый и дурацкий, по сути, прожект, о котором нет нужды рассказывать – достаточно бегло упомянуть, что Екатерина этот план моментально отвергла и больше Теплова к таким делам не привлекала.
И тут на сцене появляется наш старый знакомый Иван Иванович Бецкой, один из образованнейших людей своего времени, ежевечерний чтец императрицы, умнейшая личность.
Его проекты отличались от тепловских писаний, как небо от земли. «Генеральный план императорского воспитательного дома» был первым. Буквально через несколько месяцев Екатерина выделила огромные деньги на осуществление этого проекта, и Воспитательный дом был построен.
Что означает это название? Да то, что мы сегодня называем «детский дом». Куда всякая мать, родившая незаконного ребенка, могла его сдать, произведя на свет как на стороне, так и в самом доме, «в особливом госпитале для неимущих родильниц».
Там, по замыслу Бецкого, должны были воспитывать новых людей – образованных, высоконравственных. Вообще Бецкой (по примеру Фридриха Великого и западноевропейских гуманистов) обучение ставил на второе место, а на первое – как раз воспитание высокой морали и нравственности. За что его дружно и гра-могласно предавали потом анафеме даже не большевики (которых и в проекте не имелось), а горластая и малость поврежденная в рассудке на почве «прогресса» интеллигенция Российской империи. Чуть ли не в каждой исторической работе считалось хорошим тоном высокомерно проехаться по «заблуждениям» Бецкого. Заблуждался, изволите ли видеть, Бецкой по причине острой своей непрогрессивности. По убеждению расейских интеллигентов, поступать следовало как раз наоборот: как можно больше знаний! Точных наук! А мораль и нравственность – дело десятое, по большому счету, даже вредящее «прогрессивности»…
Однако при Екатерине интеллигентов можно было по пальцам пересчитать, а если один какой и заведется, его или в Сибирь налаживали, или в крепость отправляли, что безусловно сохраняло обществу душевное здоровье… Одним словом, Воспитательный дом быстро превратился в огромное, прекрасное надежное «хозяйство», просуществовавшее до самой революции. Вскоре подобное заведение открылось и в Москве, и во многих других городах. Бецкой составил новую программу: «Генеральный план воспитания юношей обоего пола». Многое из него Екатерина осуществила на практике.
Даже краткий пересказ биографии Бецкого поражает. Именно он (на равных с Екатериной) был основателем «Смольного общества благородных девиц» – того самого, знаменитого впоследствии Смольного института. А также – подобного Смольному Екатерининского училища в Москве.
Реформа Сухопутного кадетского шляхетского корпуса – снова Бецкой. Коммерческое училище при Воспитательном доме, «родовспомогательное училище при Санкт-Петербургском воспитательном доме, училище при Академии художеств, педагогические училища, дворянские „благородные училища“, „мещанские училища“ – и это Бецкой. Более тридцати лет Иван Иванович руководил всеми учебными заведениями империи, старыми и вновь создаваемыми. Он был главным попечителем Московского воспитательного дома, попечителем Смольного, президентом Академии художеств, фактическим руководителем Сухопутного шляхетского кадетского корпуса. Да вдобавок был одним из основателей Комиссии от строений Санкт-Петербурга и Москвы (подготовка и распределение всевозможных специалистов для заводов и фабрик, постройки и реставрации зданий, создание проектов застройки городов, строительство набережных). И разрабатывал уставы трех банков, и написал немало книг о воспитании детей…
И на всех этих должностях работал всерьез. И, между прочим, на связанные с воспитанием и образованием проекты израсходовал свои собственные, огромные средства (по подсчетам изумленных французов, два миллиона франков золотом). В отличие от подавляющего большинства тогдашних сановников, не принимал от Екатерины никаких «материальных благ» – за исключением крохотной усадебки в Лифляндии.
