Прежде чем приступить к своей обыкновенной работе, Вася прошел к стойке, за которой возвышался Николай Парфеныч, чтобы выразить тому свое почтение. По дороге он ненароком ощупал карманы подвыпившего приказчика, но не нашел там ничего представляющего интерес.
— А тебе чего здесь надо? — Николай Парфеныч хорошо знал Васины интересы и терпел его только до тех пор, пока тот делился с ним добычей и не мешал коммерции.
— Мое вам почтение, Николай Парфеныч! — проговорил Вася подобострастно. — Зашел чайку попить, погреться. На улице-то сами знаете, мороз!
— Знаю я, какой ты чай пьешь! — проворчал хозяин.
— Ну надо же мне, мальчишке, на молочишко заработать… вы же меня не первый год знаете, я порядок понимаю, к вам со всем нашим уважением, от меня вам обиды не будет.
— То-то что не будет… — Николай Парфеныч наклонился, понизил голос и проговорил: — Вон там, в углу за печкой, чудак какой-то сидит. Сидит и сидит который уже час и давно ничего не заказывает. Надо бы ему показать наши порядки.
Вася повернулся и посмотрел в угол.
Клубы пара на минуту рассеялись, и он разглядел того, о ком говорил трактирщик. В углу и правда сидел какой-то странный тип — не поймешь кто, то ли из господ, то ли из купеческого звания, кафтан на нем был необычный — с серебряным галуном и странными нашивками, и бритое лицо было темно непривычной иноземной смуглотой, напоминающей цвет старой бронзы.
— Никак иноземец! — проговорил Вася, прищурив по привычке левый глаз, и направился в угол развалистой походкой. — Ну, сейчас мы ему пропишем нашу микстуру!
— Не забудь — четверть моя! — в спину ему напомнил трактирщик.
Вася подсел к иноземцу и проговорил мягким, приветливым и дружелюбным голосом:
— Здравия желаю! Давно в наших краях?
Незнакомец повернулся к нему, и Вася разглядел, что тот хоть и иностранец, но вполне по-русски пьян. Что немудрено — на столе перед ним стоял опустошенный графинчик.
— Чего есть вам угодно? — произнес смуглолицый с непривычным, странным акцентом.
— Угодно нам познакомиться, как это у нас принято, выпить, поговорить…
— Выпить? — Иноземец взглянул на пустой графин. — Я больше не желать выпить. Я выпить довольно.
— Ну, это не по-нашему! — Вася замахал половому. — Когда в могилу ляжем, тогда будет довольно! А пока следует выпить за знакомство! Тебя, братец, как зовут?
— Эстебан!
— Степан, значит, а меня — Василий. Вот и познакомились. Так что непременно, Степа, выпить надо.
Половой подлетел к их столу и на Васин выразительный взгляд поставил перед ними запотевший графинчик. Вася щедрой рукой плеснул водки своему новому знакомцу, налил и себе, потом махнул рукой в сторону двери:
— Ишь ты, кто пожаловал!
Эстебан со свойственной пьяным замедленностью движений повернулся и уставился на дверь. Вася, воспользовавшись этим, вытащил из рукава пузырек синего стекла и быстрехонько капнул из этого пузырька в стакан иноземца.
Тот удивленно хлопал глазами, глядя на дверь.
— Да ладно, пошутил я! — Вася хлопнул его по плечу, вложил в руку стаканчик. — Выпьем, Степа, за дружбу! Ты ведь мне друг? Нет, говори, ты мне друг или нет?
— Я есть друг… — неуверенно проговорил Эстебан и потянулся губами к стакану.
— А раз друг — пей до дна!
Эстебан опрокинул стакан. Глаза его округлились, затем остекленели, и он повалился лицом на стол.
— Вот теперь тебе, пожалуй, довольно! — удовлетворенно проговорил Вася и принялся обшаривать карманы иноземца.
Тот вдруг вздрогнул, поднял голову, открыл остекленевшие глаза и внятно проговорил:
— Микелин!
— Спи, спи! — Вася хлопнул Эстебана по затылку, и тот снова упал лицом на стол, более не препятствуя обыску.
Правда, Вася почувствовал спиной чей-то пристальный взгляд, но когда он обернулся, то не заметил ничего подозрительного. Все посетители трактира были заняты своим, и никому из них не было дела до Васи и его нового приятеля. Только один в стельку пьяный чиновник смотрел перед собой пустым, бессмысленным взором.
В карманах у иноземца Вася нашел много интересного: серебряные часы-луковицу с монограммой и цепочкой, серебряную же, с позолотой, табакерку, золотой овальный медальон (открыв его ногтем, Вася обнаружил портрет красивой смуглой дамы с черными как смоль волосами), пару игральных костей, фигурку всадника из слоновой кости, батистовый платок с кружевами и три рубля двадцать копеек серебром и медью. Переложив все это в собственные карманы, Вася хотел было уже откланяться, но тут случайно нащупал под полой у Эстебана что-то твердое.
Воровато оглянувшись, он достал свой ножик, одним движением подпорол подкладку, запустил под нее пальцы и вытащил тяжелый металлический кругляшок.
При ближайшем рассмотрении этот кругляшок оказался золотой монетой.
Таких монет Вася раньше не видывал, хотя по особенностям своей работы ему доводилось видывать всякое: и луидоры, и фридрихсдоры, и талеры, и даже экзотические пиастры.
Эта же монета была и впрямь необыкновенная.
На одной ее стороне была изображена странная птица с раскинутыми крыльями и длинным прямым клювом. В когтях эта птица держала солнце, от которого исходили прямые золотые лучи.
На другой же стороне монеты, как и положено, красовалось чье-то лицо. Лицо, однако, было странное — нет чтобы какой-нибудь приличный король с бородой и в короне, там был лысый человек с узкими, как у змеи, глазами. Снизу под этим лицом были какие-то непонятные значки — не буквы, не цифры, а черт его знает что.
Под влиянием какого-то неожиданного порыва Вася торопливо спрятал странную монету в потайной карман, который был у него под подкладкой.
Закончив с обыском, Вася тихонько поднялся из-за стола и незаметно двинулся к выходу. Была у него такая ценная способность — когда надо, Вася умел делаться совершенно незаметным.
Таким манером он уже почти дошел до дверей трактира, но тут у него на пути возник здешний вышибала Гаврик.
— Ты куда это собрался, любезный? — проговорил Гаврик, нависнув над Васей всей своей внушительной тушей.
Гаврик, несмотря на свою грозную и устрашающую внешность, любил выражаться как порядочный, как будто принадлежал к чистой публике. Впрочем, когда-то он к ней и правда принадлежал.
Изрядно выпив, Гаврик любил рассказывать своим случайным собутыльникам, что не всегда был трактирным вышибалой Гавриком, а именовался некогда Гаврилой Ардальонычем и имел чин титулярного советника.
— Титулярный советник! — произносил Гаврик, внушительно подняв палец. — Это вам не кот начихал! Это, промежду прочим, чин девятого класса! Вы спросите меня, господа, как же я с таких высот и так низко пал?
