— Это не займет и пяти минут.
Свободной от сумки рукой незваная гостья открыла первую подвернувшуюся дверь. Оказалось — в столовую. Пунцовая скатерть из гофрированной бумаги, куски порушенного шоколадного торта на картонных тарелках с клоунскими рожицами, обгоревшие именинные свечки, растерзанные сувениры для гостей, обрывки лопнувших воздушных шаров. Старуха с сумкой опустилась на стул, села и бабушка Макса — что ей оставалось делать?
— Пять минут, обещаю!
Учтивая улыбка, выражение лица, одежда убедили Эйлин Кэмерон, что ее гостье, пожалуй, ничего не угрожает, и она вышла из комнаты, но дверь на всякий случай не закрыла.
Люси и Улле был виден волшебник в лиловой рубашке и смешном зеленом галстуке до колен.
— Ну, кто тут умеет считать до десяти? — спросил он.
— Я! — хором закричали дети.
— Тогда все вместе: раз, два, три, четверг, пятница, суббота…
— Нет! — закричали дети. Волшебник, взрослый дядя, ошибся! Вот смеху-то!
— Это дни недели, — объяснила ему девчушка в голубом платьице с оборками.
— Ой! — Волшебник шлепнул себя по лбу.
Люси начала:
— Я послала Мори рассказ, который написала после смерти Берти, и Мори его ни принял, ни отверг. Рассказ называется: «Румпельштильцхен в неотложном».
— Мори в Санкт-Петербурге, — сказала Улла,
— А теперь еще раз. Все вместе! — сказал волшебник. — Раз, два, три, апрель, май, июнь…
— Я послала его в октябре, — сказала Люси. — А сейчас июль!
Дети смеялись. О-о-очень смешно: волшебник опять ошибся! Только девочка в голубом нахмурилась.
— Это месяцы! — сказала она. И подошла к волшебнику, а тот снова шлепнул себя по лбу.
— Опять ой! Кто-нибудь считает мои ой? Тебя как зовут? — спросил он девочку. Девочку звали Дженнифер.
— Люси, а что ты от меня хочешь? — спросила Улла.
— Отдай это Мори. — Люси положила СОБСТВЕННОСТЬ ПАЦИЕНТ ей на колени, по обыкновению удивившись, до чего тяжела бумага.
— Господи, Люси, пошли все это ему в «Мэгэзин»!
— Он не принимает и не отвергает! Он даже не удосуживается подтвердить получение!
— А кто подержит мою волшебную палочку? — Волшебник поднял свое орудие производства повыше, чтобы Дженнифер не могла до него достать. — Мальчик, у которого сегодня праздник, подойди-ка сюда. И назови свое имя, чтобы все слышали.
— Джордж, — сказал ребенок — он блаженствовал.
— Джордж будет держать волшебную палочку. Нет, не так! Держи прямо!
Но палочка все время складывалась пополам, и мальчик смеялся. Дети заливались счастливым серебристым смехом, корчились, вскакивали, садились и снова вскакивали — все, кроме Дженнифер.
— Вы сами это делаете, — сказала она.
И Дженнифер перевернула широченный зеленый галстук, под которым обнаружилась колода карт! И целое гнездо маленьких шариков! И белая мышь, и хитрая ниточка!
— Вы дергали вот за эту нитку! — разоблачила она волшебника, а тот ловко выдернул галстук из руки Дженнифер и сказал:
— А кто тут у нас жонглер?
— Я! — хором закричали дети.
— Люси! Ну кто может подтверждать получение рукописи? Разве у Мори есть помощники? Помнишь, Фредди Уэллс говорил, что издавать «Ридер» — все равно что иметь ребенка с задержанным развитием: он никогда не станет взрослым, тебе всегда придется его опекать.
— Фредди Уэллс! Славный малый, — сказала Люси. — Не видела его… уж не помню сколько лет. Он все так же говорит это свое «ну ладно», как будто вздыхает в отчаянии?
— Кто может держать два мячика в воздухе одновременно? — спросил волшебник.
— Мы с Шари вспоминали Шелтер-Айленд. Крокет, скрэббл. А сколько стряпать приходилось каждому! — сказала Люси.
— И во всех комнатах кто-нибудь вечно что-то писал. Как звали эту старую зануду, поэтессу, которая по телефону читала Мори свои последние стихи, причем всегда во время ужина, — Оливия…
— Либескинд, — сказала Люси. — Оливия Либескинд!
— По-моему, Мори напечатал твой рассказ о ней.
— «Стихи по телефону», — сказала Люси. — Неплохие стихи писала.
— Мори говорит, проблема не в слабых вещах, а в том, что превосходные валят лавиной, спасу от них нет.
— Кошмар! — сказала Люси. — Который час? У меня встреча в кафетерии «Ливанских кедров».
Старые подруги распрощались. Люси подняла СОБСТВЕННОСТЬ ПАЦИЕНТ, крикнула «Большое спасибо!» маме именинника и закрыла за собой дверь.
Кафетерий было не узнать. Теперь это был ресторанный дворик в форме подковы с барами национальной кухни — ничего общего с заведением, где Люси сидела с чашкой кофе и бутербродом, ожидая, когда Берти привезут после очередного анализа или процедуры, которая пошла не так и ее пришлось повторить. Не волнуйтесь, говорил врач, мы такие проводим по две-три на дню. Иногда с ней сидел Бенедикт.
Люси пыталась опознать стол, за которым сидела, сочиняя «Румпельштильцхена». Как странно — она даже не могла определить, в какую сторону она тогда смотрела. Она пришла рано, оказалась первой. Ни сотрудников «Компендиума», ни Хаддадов. Люси не знала Салмана Хаддада в лицо и не могла вспомнить имя главы отделения неотложной помощи. Она поместила СОБСТВЕННОСТЬ ПАЦИЕНТ на стол достаточного размера, чтобы занять его для участников совещания, а потом решила что-нибудь съесть.
Когда выбор слишком велик, хочется съесть что-нибудь привычное. Люси взяла чашку кофе, бутерброд с сыром, села и стала наблюдать за парой, которая стоя ожидала, когда низенькая — ростом с карлика — мексиканская официантка вытрет для них столик. Мужчина держал поднос, женщина несла его пиджак. Что натолкнуло Люси на мысль, что они пришли навестить пациента, не слишком близкого ни одному из них: то ли ее тетку, то ли его престарелую двоюродную сестру; может, то, что оба, ничего не обсуждая, решили поесть, а уже потом идти к своей машине? Люси и не думала подойти к ним с вопросом: «Простите, я не ошибусь, если скажу, что вам обоим близко к шестидесяти и вы живете не на Манхэттене?» Ее уверенность черпала силу исключительно в самой ее уверенности.
Люси наблюдала, как они молча ели, не поднимая глаз от тарелок. Что они могли увидеть в лицах друг друга или сказать друг другу, чего еще не увидели или не сказали давно и не один раз? Он опустил голову, чтобы сократить путь ложки от тарелки ко рту. Салат с цикорием и фасолевый суп из итальянского бара.
— Попробуешь? — спросила она.
— Гм. — Он открыл рот, и она осторожно направила вилку пасты с томатным соусом. — Угу.
Яблочный пирог, уже не из итальянского бара, они ели двумя вилками из одной тарелки; она оставила ему большую половину.
