Посвящается Беатрис, Джейкобу, Джин, Дэвиду
И если они еще не умерли, то и сейчас живы.
Братья Гримм
I
Компендиум
Джо Бернстайн
Врачи, медсестры, пациенты — все в переполненном и чересчур ярко освещенном приемном покое отделения неотложной помощи — повернулись на шум. Старуха в крайнем возбуждении с невиданной силой металась на каталке.
— Не смейте, — кричала она, — не смейте твердить, чтоб я успокоилась! Я не успокоюсь, и не мечтайте!
— Все в порядке, миссис, все хорошо. — Пожилая сиделка всем телом навалилась на каталку: девяностолетняя старуха дрыгала ногами, и сестра никак не могла их удержать.
— Люба, ты куда мои туфли подевала? Отбирать одежду запрещено! Ты зачем мою прячешь?
— Как разошлась! — обратилась врач в хиджабе к щуплому мужчине, она измеряла его пульс. — Третий случай за день. Энстис Адамс, наш постоянный пациент, как и вы, мистер…
— Бернстайн, Джо Бернстайн. — Мужчина улыбнулся.
— Доктор Стимсон решил вести учет всех пациентов старше шестидесяти двух, которые свихнулись. — Доктору Хаддад не следовало говорить такое больному.
— Эпидемия Альцгеймера? — Бернстайн усмехнулся.
— Рада услышать от вас диагноз, мистер Бернстайн.
— А может быть, они имитируют Альцгеймер? — Бернстайн все еще улыбался. — Или такого не бывает?
Если доктор Хаддад и передала этот разговор доктору Стимсону, заведующему отделением неотложной помощи, то исключительно следуя искушению повиниться; врачу негоже обсуждать с пациентом других пациентов.
— Я спросила, чем он занимается, а он ответил: «Моя тема — „Сценарии конца света“». Право, не знаю: он шутит или у нас еще один свихнулся.
— Крошка Бернстайн со своей неизменной улыбкой. — В другом конце помещения доктор Стимсон увидел жену Джо, которая пришла забрать мужа домой. — В последний месяц он к нам зачастил, и мне пришлось ему сказать, что он неизлечим. Я думал, он спросит, сколько ему осталось, а он только усмехнулся и сказал: «Одним деревом в лесу будет меньше».
Бети
— Что с ним? — спросила за завтраком Бети, дочь Джо Бернстайна, через пару месяцев после очередного возвращения отца из больницы.
Дженни, жена Джо, смотрела на мужа через стол, как всегда нежно и озабоченно. Джо только что объявил, что снял офис в две комнаты на Западной Пятьдесят седьмой улице.
— Там было женское ателье, хозяевам пришлось его закрыть, — сказал он.
— Милый, ты же знаешь, — сказала Дженни, — лишние нагрузки тебе вредны.
Джо ушел с поста директора Конкорданс-центра, старой и уважаемой научно-исследовательской организации в Коннектикуте, вскоре после атаки на башни-близнецы — тогда ему впервые поставили диагноз, и они с Дженни вернулись в Нью-Йорк. Теперь, десять лет спустя, он договорился встретиться за обедом со своим приятелем из компании, которая публиковала материалы Конкорданса. Они задумали новое дело: авторитетное издание своего рода энциклопедии — «Полного компендиума сценариев конца света». Бети спросила мать примерно о том же, о чем в отделении неотложной помощи спрашивали себя доктор Хаддад и доктор Стимсон: «Он клоун или псих?» Она была из тех детей, которые хамят родителям, пусть те и отвечают им с неизменной вежливостью.
— По-моему, — сказал ей Джо, — ты бы сама с удовольствием занималась этим делом со мной вместе.
Дженни виновато хмурилась: мать была миловиднее дочери. Ее тонкое живое лицо старело красиво, ослепительно белые волосы оттеняли смуглую кожу. В поездке по Италии Дженни разглядела на картине Пьеро делла Франчески черты дочери в святом Юлиане: массивные челюсти, тяжелый подбородок, обвисшие щеки, маленький скорбный рот. До чего ж это горько и несправедливо: святой на фреске был непостижимо прекрасен, а дочь — тогда она стояла рядом, а теперь сидит напротив — была дурна собой. Бедняжка Бети! Уменьшительная форма имени стала не столько свидетельством ее прелести, сколько компенсацией за отсутствие таковой.
— Не представляю, — сказала Дженни мужу, — как ты можешь жить…
— Жить? — спросил Джо.
— …в постоянном ожидании…
— Ожидании чего?
— Папа ждет вознесения на небеса, — подсказала Бети.
Увлечение отца проповедником Гарольдом Кемпингом, провозглашавшим с телеэкрана неотвратимость Судного дня и конца света, ее бесило. Бети выключала телевизор, отец тут же его включал: «Подожди-подожди! Он назовет день!»
Названный день наступил — и миновал.
— Бедняга Гарольд ошибся в расчетах, не постиг божественного замысла, — сказал Джо, — вот и схлопотал инсульт.
— И из этого ты заключил? — спросила Бети.
— «Если этому сейчас не бывать, то все равно оно неминуемо»
[1].
— Но что именно? — добивалась Бети. — Что неминуемо?
— Мы гадаем, почему евреи не выбрались из Европы, пока это было возможно, а сами остаемся здесь, на Манхэттене.
Бенедикт
Вторым сотрудником Джо стал Бенедикт, сын его старого друга, покойного Берти Фридгольда. Бенедикт был из тех мужчин, что похожи на детей, которыми были некогда, но вымахавших и вечно насупленных.
О «Полном компендиуме» Бенедикт говорил не без иронии.
— Детьми, — рассказывал он Гретель, девушке, с которой жил, — мы всегда рисовали дядю Джо Бернстайна как человечка из палочек. А этот офис ему нужен, чтобы там предаваться своим завиральным идеям. Ну и Бети, свою зануду дочку, занять чем-то.
Гретель (она служила в австрийском консульстве) заметила:
— Ну да, а еще он знал, что и ты ищешь работу.
Бенедикт не нашелся, что ответить. И сказал:
— Первую неделю я только разбирал его библиотеку: книги о древних наводнениях и все, когда-либо и кем-либо написанное, о метеорах, пророчествах гибели мира и Страшном суде всех видов.
Джо — как всегда с улыбкой — вошел в комнату, которую Бети и Бенедикт делили с Элом Лессером — последним из нанятых им сотрудников, молодым компьютерным гением из Гарварда. Сегодня завиральной идеей Джо было антивоенное биологическое оружие.
— Ах, Бенедикт, как нам не хватает твоего отца. — Бернард Фридгольд был известным эпидемиологом, и Конкорданс-центр нередко обращался к нему за консультацией. — Проект назовем «Насморк». Подберите специалистов по производству, хранению, транспортировке и стратегическим средствам доставки возбудителей простуды в оперативные штабы каждой из двух противоборствующих сторон. Обе армии, ни о чем не ведая, исчерпают свои запасы носовых платков и возжелают улечься в постель, а не воевать!
