Страж продолжал всматриваться вдаль. Его взгляд остановился на Йотунхейме, мире ледяных великанов. На троне восседал их владыка Лафей. Он держал совет со своими подданными. Хеймдалл заметил, как губы Лафея зашевелились, и прислушался.
– …обречены на неудачу. Нам нельзя возвращаться в Асгард. Они будут ждать нас. Они будут готовы.
Обостренные органы чувств отличали Хеймдалла от остальных асгардцев. Это было его даром и проклятием. Чтобы сосредоточиться на чем-то конкретном в заданный промежуток времени, нужна была предельная концентрация.
Хеймдалл посвятил жизнь тому, чтобы научиться полностью контролировать свои силы и использовать заложенный в нем потенциал. Благодаря железной воле Страж в этом преуспел.
Его размышления прервал низкий гортанный звук, который Хеймдалл мгновенно узнал. Это Один откашлялся, снова привлекая к себе внимание.
– Мы общаемся... время от времени, – уклончиво ответил Страж.
– Когда ему нужно, чтобы ты открыл Биврест, – усмехнулся Всеотец, – и вытащил его из... приключений в Мидгарде, я полагаю?
Хеймдалл на мгновение задумался. Похоже, Один считал, что Тор, старший сын и по праву рождения наследник престола Асгарда, обращался к Стражу только в случае нужды. В частности, чтобы Хеймдалл при помощи своего меча Хофунда открыл для него Биврест – мост, позволяющий асгардцам практически мгновенно перемещаться между Девятью Мирами.
Страж знал, что это неправда.
– Ты беспокоишься о нем, – заметил Хеймдалл, уклоняясь от прямого ответа.
Любой, кто стоял рядом с Одином, подумал бы, что царь просто равнодушно смотрит на водную гладь. Но благодаря своим обостренным чувствам Хеймдалл уловил легкую дрожь в голосе правителя, когда тот заговорил.
– Я беспокоюсь о них обоих, – поправил его Один. – Отец всегда должен переживать за своих сыновей.
Младшего сына, Локи, Один забрал из мира ледяных великанов еще младенцем, и усыновил. И хотя Локи прожил в Асгарде почти всю жизнь, Хеймдалл видел, что тот никогда не чувствовал себя как дома в золотом городе.
Хеймдалл отвернулся от правителя и снова посмотрел вдаль через океан.
– Я переживаю за своих детей как любой другой отец, – молвил Один. – Но тебя тревожит что-то еще, Хеймдалл. Не думай, что ты один способен видеть все.
– Ты прав, – неохотно признал наконец Страж. – Я беспокоюсь за Асгард.
Больше он ничего не сказал, а Один не стал спрашивать. Так уж были построены их взаимоотношения. Один знал, что, когда придет время, Хеймдалл сам ему все расскажет.
Хеймдалл снова устремил свой взор к Асгарду. Он искал бабочку.
Спустя один удар сердца он заметил ее. Летунья порхала возле лысого мужчины. Тот, хмурясь, тяжело тащился по мосту, соединявшему обсерваторию с Асгардом. Голова его была опущена, а в руках мужчина нес громадную двойную секиру. Похоже, он даже не замечал бабочку.
Только Хеймдалл видел ее.
Глава 2
У Хеймдалла выдался очень плохой день, когда явился Тор с требованием отправить его в Йотунхейм.
Тор привел с собой брата, а также Сиф и тех, чей союз называли «Троица воинов»: Фандрала, Огуна и Вольштагга. Все они не заметили ничего особенного – только Хеймдалла в привычном спокойном состоянии. Но так было снаружи, внутри у Стража все кипело. Три ледяных великана только что пытались похитить реликвию – Ларец Древнейших зим, оружие, обладающее неиссякаемой ледяной энергией. Каким-то образом ледяные великаны смогли пробраться в Асгард незамеченные. Хеймдалл не мог поверить в то, что это было возможно. Как, в конце концов, могло хоть что-то ускользнуть от его всевидящего взгляда?
И все же это произошло.
– Никогда ни один враг не мог пройти незамеченным, – сокрушался Хеймдалл перед стоявшей рядом с ним группой, – до сего дня. Хотел бы я знать, как им это удалось. – Он пристально посмотрел на Локи. Почему-то Стражу казалось, что приемный сын Одина был как-то причастен к вторжению великанов. Однако доказательств не было, поэтому он держал рот на замке и ничего не сказал.
Тор и его товарищи прошли в обсерваторию, ожидая, когда Хеймдалл откроет Биврест и перенесет их во льды Йотунхейма. Как только Страж установил меч в центре, обсерватория ожила, вокруг них начали сверкать молнии, а само здание начало медленно вращаться, затем быстрее и еще быстрее.
Когда Биврест был почти готов, Хеймдалл снова заговорил:
– Учтите, я не отступлюсь от своей клятвы – слова Хранителя врат защищать мир. Если ваше возвращение будет угрожать Асгарду, Биврест останется для вас закрытым. И вы будете брошены умирать во льдах Йотунхейма.
– А ты можешь не закрывать Радужный мост? – спросил Вольштагг, пытаясь развеять гнетущую атмосферу.
– Тогда вся мощь Бивреста вырвется наружу и уничтожит Йотунхейм, а вместе с ним и вас, – отрезал Хеймдалл.
Тор только улыбнулся. Он был бесстрашным воином.
– Я сегодня умирать не собираюсь.
– Как и мы, – заметил Хеймдалл.
Затем Страж изо всех сил надавил на рукоять меча, отправив группу асгардцев через Биврест. Спустя секунду они исчезли.
Однако Хеймдалл все равно мог их видеть. Как только они оказались на ледяной поверхности Йотунхейма, Страж был способен отследить каждое их движение, слышать каждое слово. В любой другой день он бы внимательно наблюдал за происходящим, ожидая, пока Тор подаст ему сигнал, чтобы вернуть сына Одина и его товарищей обратно.
Но сегодня ему было не до того. Хеймдалл был... слишком погружен в свои мысли. Он все думал о вторжении ледяных великанов. Как могли чувства подвести его? Неужели он терял свои безграничные силы?
Нет, дело не во мне. Мои силы, здесь ни при чем. Это все Коки. Он во всем этом замешан.
* * *
– У тебя такой странный вид, – мягко сказал Один, прерывая размышления Хеймдалла. Он прикрыл свой единственный глаз и глубоко вдохнул легкий океанский бриз.
– Не думал, что это заметно, – ответил Страж врат.
– О, еще как, – усмехнулся Один. – Со всеми такое бывает. Когда знаешь кого-то достаточно долго, начинаешь замечать подобные вещи. Ты снова думаешь о том случае с ледяными великанами, не так ли?
Хеймдалл посмотрел на Всеотца. Его проницательность поражала.
– Ты видишь меня насквозь. Я догадывался, что Локи был как-то причастен к проникновению ледяных великанов в Асгард. Я знал.
– Однако ты не остановил его, когда он отправился с Тором и остальными в Йотунхейм, – сказал Один.
Хеймдалл заметил, что Один не обвинял его. Более того, в голосе владыки не было ни намека на гнев. Он просто констатировал факт. Царь казался таким спокойным, вспоминая о том случае спустя многие годы. Когда это происходило, разумеется, он вел себя совершенно иначе.
