Тихонько выскользнув из постели, Кира отправилась в ванную, а когда, умывшись, вернулась, Маттео уже не спал.
— Доброе утро, — тихо произнесла она.
— Сейчас я должен спросить, хорошо ли ты спала, а ты по сценарию ответить — не особенно, — пробормотал он.
Зардевшись от смущения, Кира быстро скользнула под одеяло, чтобы не привлекать его внимания обнаженным телом. Яркий утренний свет заставил ее почувствовать себя неловко. К тому же предстоящий разговор не из тех, которые ведут без одежды. Маттео не понравится ее вопрос, как бы осторожно она его ни задавала.
Маттео обнял ее и хотел поцеловать — однако Кира быстро отстранилась. Чем скорее начать неприятную беседу, тем скорее она закончится.
— Маттео, — произнесла Кира, водя пальцем по его подбородку.
Он нахмурился:
— И почему всякий раз, когда ты произносишь мое имя, мое сердце переворачивается?
Кира напряглась.
— Ты же помнишь, нам нужно скоро ехать обратно в Умбрию.
— Полагаешь, я забыл? Потому предлагаю не тратить попусту время.
Он принялся поглаживать ее грудь, но Кира отстранилась.
— Нам нужно поговорить, — сказала она решительно.
— Ну вот, предчувствия меня не обманули, — протянул он, откидываясь на подушки. — И почему женщины всегда предпочитают разговоры занятиям любовью?
— Обычно они делают это тогда, когда есть что обсудить. — Она набрала побольше воздуха. — Я хочу рассказать тебе о своем детстве.
Выражение его лица было достаточно красноречивым, чтобы понять: что угодно он ожидал услышать, только не это.
— Я же видел твою тетку, — произнес он. — Суровая дама, маленькая квартирка, ревнивая кузина. Я все понял. Тебе пришлось туговато.
Кира покачала головой, понимая, что придется быть предельно откровенной — иначе как может она ожидать в ответ искренности? Никогда прежде не беседовала она ни с кем о своем нелегком детстве — даже с собственной теткой. Особенно с ней.
— Я рассказывала тебе, что моя мать не была замужем, а отца я вообще не знала. Но ты не знаешь, что моя мама вообще не догадывалась, от кого родила ребенка.
Маттео нахмурился:
— О чем это ты?
Кира покраснела до корней волос — ей вспомнилось, как мама, сгорая от стыда, рассказала ей правду, не в силах больше уклоняться от вопросов дочери об отце. Наверное, узнай она, что ее секрет услышал мужчина, да еще такой, как Маттео — хладнокровный и порой безжалостный, — огорчению ее не было бы предела.
— Моя мама училась на медсестру, — медленно начала она. — Приехав в Лондон, она поняла, что город сильно отличается от фермы, на которой прошло ее детство. Она была очень робкой и наивной, но ее отличала неповторимая внешность.
Знаешь, ирландцы славятся темными волосами и синими глазами…
— Такими, как твои? — мягко спросил Маттео.
Кира покачала головой:
— Что ты, она была куда красивее. Ее беспрестанно приглашали на свидания, а она всем отказывала, предпочитая коротать вечера перед телевизором. Но однажды все же пошла на вечеринку с подругами. Там было шумно, все перепились — мама не любила подобные мероприятия. Она решила уйти, но кто-то…
— Что, Кира? — тихо спросил Маттео, видя, что Кира едва в силах продолжать.
— Кто-то подлил ей в бокал спиртное, — выпалила она с отвращением. — Она проснулась в чьей-то постели, все ее тело болело, а потом… потом она родила меня.
Маттео издал глухой возглас — и Кира решила, что он сейчас в отвращении отвернется от нее, но все произошло совсем иначе, к ее удивлению. Нежно отведя от ее лица упавший локон, он обнял ее за плечи и прижал к себе.
— Вот ублюдки! — едва слышно произнес он.
Кира покачала головой, ощущая соленый привкус слез.
— Она не знала, сколько мужчин побывали той ночью в постели с ней, — рыдая, произнесла она. — Только сходила в клинику, чтобы удостовериться, что ничем не заразилась, и, разумеется, ей предложили… — Кира умолкла на миг, и по выражению лица Маттео поняла, что можно не продолжать. — Но она отказалась. Она хотела ребенка — меня. В этом она не усомнилась ни на минуту.
Маттео подождал, пока девушка соберется с духом, и вытер пальцами слезы с ее лица.
— Почему ты мне все это рассказываешь, Кира? — спросил он. — И почему именно сейчас?
— Потому что я выросла без отца, и для меня это было данностью, а не выбором. Но я не хочу, чтобы так же точно рос и Сантино. — Голос Киры дрогнул, когда она посмотрела в глаза Маттео и заставила себя продолжать — хотя выражение его лица могло бы напугать и более сильного духом человека. — Маттео, ты… по тебе незаметно, что ты что-либо чувствуешь к своему сыну. — Она сделала глубокий вдох. — Да ты к нему даже ни разу не прикоснулся, словно не выносишь самого его присутствия. Я хочу понять причину.
Маттео выпустил ее руку. Какое право она имеет вот так его допрашивать! Пусть лучше следит за своим поведением, а он начнет общаться с сыном тогда, когда будет готов. Ведь ее откровения вовсе не должны означать, что он тоже должен непременно излить душу. Однако в глазах Киры он видел сострадание — и инстинкт ему подсказал, что в их отношениях не может быть прогресса, если она не поймет, что он за человек.
Неужели у каждого человека есть потайные уголки души, в которых скрыты боль и тьма? Может быть, таким образом природа защищает людей от необходимости снова и снова переживать ужасы прошлого?
— Моя мама умерла в родах, — внезапно ответил он.
Воцарилась пауза. Кира, осознав услышанное, прошептала:
— О, Маттео, это так ужасно.
Он пожал плечами и произнес привычную фразу:
— Недаром говорят, что нельзя тосковать по тому, чего у тебя в жизни никогда не было. У меня было тридцать четыре года, чтобы это в полной мере осознать. Но… — Он замешкался, ожидая, что Кира начнет возражать, но она промолчала. — Такие случаи очень редки, когда женщина умирает, производя на свет ребенка, — выпалил он. — Моей маме просто не повезло.
— Мне так жаль.
— Да, — согласился он. — Никогда прежде в моей жизни не появлялись маленькие дети. Честно говоря, я никогда даже не держал ребенка на руках — но ты права, дело не только в неопытности. — Он стиснул зубы. — Я чувствую себя виноватым.
— В чем? — с изумлением произнесла Кира.
Не сразу Маттео нашел слова. Наконец он произнес:
— Говорят, к собственному ребенку испытываешь любовь с первого взгляда — но этого не случилось со мной, когда я впервые посмотрел на Сантино. Я лишь осмотрел его и убедился, что он выглядит здоровым, но ничего не почувствовал. — Он ударил себя по груди. — И не знаю, смогу ли.
Кира кивнула, взвешивая его слова. Теперь все становилось на свои места — почему он так бушевал, узнав о ребенке и о том, что она скрыла свою беременность. Что, если бы она тоже умерла? Никто бы не знал, кто отец ребенка, — и Сантино бы вырос, так и не узнав родителей.
