– Будь по-твоему.
С этими словами Человек-Паук бросил скрепку со стола Цицерона прямо в его бокал.
Бокал разбился, и адвокат отпрыгнул в сторону, спасаясь от осколков и брызг.
– Вот без этого было никак?
– Да, вроде того. Отвечая на твой первый вопрос: вчера ночью произошло покушение на кражу со взломом.
Притворившись, будто падает в обморок, Цицерон прижал ладонь тыльной стороной ко лбу.
– Ах! Покушение на кражу со взломом в Нью-Йорке! Какой ужас! Я же сказал: мы этим больше не занимаемся. – Он наклонился, подобрал связку ключей и встряхнул ею перед носом Питера. – На! Посмотри сам.
Даже не коснувшись адвоката, Человек-Паук вскинул ногу и выбил связку ключей из его руки. Перелетев через весь кабинет, она угодила прямиком в карман пальто с меховым воротником, висевшего в углу.
Цицерон уставился в белые круги вокруг глаз на маске Человека-Паука.
– Я говорю правду. Если это незаконно, я ничего об этом не знаю. Я даже Марко выставил вон. Поверь мне, с ним расстаться было нелегко. Этот огромный болван был так предан хозяину, что его даже стало жалко, но он не вписывался в новый корпоративный стиль, понимаешь? – Цицерон прищурился. – Так что же они пытались взять? Должно быть, что-то из ряда вон, раз уж ты лично вылез из своей паутины. Золотой слиток? Экспериментальные лучи смерти, превращающие хомячков в монстр-траки?
– Кто-то хотел украсть скрижаль.
Цицерон сморщился, будто глотнув уксуса.
– Скрижаль? Зачем?
«Хм-м... Может, он и не знает ничего?»
– Я надеялся, ты мне расскажешь.
Цицерон откашлялся.
– Если б я знал! Никогда не верил в проклятия, пока не столкнулся с этим булыжником. Кингпин хотел заполучить его – теперь он в коме. Стоило Маггии связаться с этим камнем, и ей едва не настал конец, а что стало с Сильвермэйном – ты видел сам. Учитывая все это, зачем мне – нет, зачем вообще кому-нибудь может понадобиться вещь, которая превратит его в… в ничто? Это же все равно что яд! Существует тысяча более простых способов самоубийства. Если б я только услышал, что кто-то охотится за этой штукой, я бы первым позвонил в полицию.
С одной стороны, слова Цицерона вроде бы внушали доверие. С другой стороны, такова уж была его работа, а дело свое он знал хорошо. Питер хотел было показать ему лицо воришки на снимках, но что-то его удержало.
«Если за этим стоит Маггия, им незачем знать об имеющихся у меня уликах. А если нет, не стоит давать им повода вмешаться».
Вместо этого он решил зайти с другой стороны:
– У Сильвермэйна были родственники?
– Если и были, то от меня наверняка прячутся, – рассмеялся Цицерон в ответ.
* * *
СКЛАД был предназначен к сносу много лет назад, но не всегда все идет как назначено. Владельцы собирались построить на этом участке высотный дом, но их финансы пошли прахом вместе с судьбой и жизнью крупнейшего инвестора, Уильяма Фиска. Здание так и стояло заброшенным, время от времени роняя на землю куски ржавой стали или осколки стекла, будто гнилые зубы или выпадающие волосы. Постройка настолько обветшала, что природа, еще сохранившая часть своих владений в большом городе, вот-вот должна была поглотить ее целиком, оставив не у дел шаровой таран и человеческую волю.
Немногих, отчаявшихся настолько, чтобы не обращать внимания на предупреждающие знаки, отпугивал непрестанный треск и скрип, яснее слов говоривший о том, что здание может рухнуть в любую минуту. Все живое – даже крысы и тараканы – предпочитало держаться подальше от этого места. Все, кроме одного мальчишки.
Одного вечно злого мальчишки.
Он не мог бы сказать, бывал ли на этом складе раньше, но отчего-то чувствовал себя здесь своим. Полуразрушенная лестница в подвал нашлась довольно легко. Внизу бетонные стены и фундамент оставались прочными и безмолвными, словно склеп, а лучше – мемориал, святилище, которое он мог бы построить самому себе.
Своей непреходящей злобе.
Нет, даже не святилище. Дворец. Дворец памяти, как в найденной им книге «Риторика для Геррения». Написал ее какой-то Цицерон. Это имя для мальчишки было тесно связано с предательством. Впрочем, автором был какой-то другой Цицерон, древний римлянин. В книге говорилось: выбери место, которое хорошо знаешь, и клади туда все то, что хочешь запомнить. А когда потребуется вспомнить что-то, найдешь это там, куда положил.
Но, оказавшись здесь, мальчишка едва мог вспомнить хоть что-нибудь. Поэтому он решил переплюнуть этого римского умника – устроить себе настоящий дворец и заполнить его памятными вещами, которые взаправду можно потрогать. И вот он, его дворец, освещенный крадеными свечами и крадеными фонариками, меблированный крадеными стульями и краденой кроватью. Единственным, что не пришлось красть, были шлакоблоки. Их вокруг валялось предостаточно, и он сложил из них в центре своего дворца возвышение со ступенями. Ступенями к его трону.
Отчего все непременно должно быть краденым, он не знал. Может, потому что ничего своего у него не было, а кража превращала в его собственность все что угодно. Красть отчего-то казалось важным. Этим путем он и пошел, выдирая страницы из газет и книг в библиотеках, когда только мог, а когда не мог – расплачиваясь за копии крадеными кредитными картами. Еще казались важными старые вещи, вроде пистолета-пулемета Томпсона 1928 года, украденного из лавки антикварного оружия. Старые вещи казались как-то надежнее, будто чем дольше они существуют, тем труднее их потерять.
Смысла в этом не было ни на грош, однако он примирился и с этим.
Мальчишка опустился на колени перед троном – нет, не затем, чтобы склониться перед великой властью, а чтобы легче было достать до изображений этой действительно старой вещи. Скрижали. Она еще не принадлежала ему, но получить ее хотелось больше всего на свете. После всех усилий, затраченных на ее поиски, ему помешал этот тип в дурацком костюме, Человек-Паук. Но прикосновение к изображению позволяло представить себе, что он прикасается к камню.
Иногда он настолько погружался в мечты, что ему казалось, будто он действительно сможет вспомнить свое прошлое.
Покончив с этим, он достал единственную вещь, которую, кажется, не украл – единственную, которая могла на самом деле принадлежать ему. Осторожно смахнув бетонную крошку и капельки влаги с обложки перекидного блокнота, он снял резинку и отыскал нужную страницу. Перечитав слова, он попытался пропеть:
– Он пьет и пьет...
Нет, не то. Голос не тот, и мелодия неправильная…
Он попробовал снова, повысив голос на первом «пьет» и понизив на втором:
– Он пьет и пьет...
Все равно не то. Слова он знал – выучил по блокноту – но мотива в блокноте не было, а если бы и был, мальчишка все равно не умел читать ноты.
