— …Звоницын в охоте понимает! У них, в Сибири, на охоту надо выйти рано. Если за волками. Совсем рано. До света…
Инна: — Старик на автопилоте. Сам с собой.
Ольга вступает вдруг агрессивно, со смешком: — Новое поколение? Бесстрашные и благородные?.. Но мы-то с тобой как?.. Мы, Инна, постареем. Еще как! Ты моложе меня, но и ты, Инночка, к той поре постареешь.
— Пусть.
— И что?.. Пожилые симпатичные леди?.. Ждущие новое поколение питерцев?
— Пусть.
— Они придут, а мы старенькие.
— Пусть придут, Оля… И пусть мы их увидим.
— Ты хочешь, чтобы я опять завыла.
— Ты, Оля, красивая. Ты умная. И по сути — неозабоченная… Ты находишь себе мужчину не ища. У тебя даже выбор… Ты когда-то ответила мне — проблема выбора. А голос твой меж тем такой звучный, удачливый, фартовый, женски-сытый… А я?.. Только подбираю за тобой твои промахи. Да и то мимо!.. Однако заметь, Оля, я в кулачок не плачу. И нет у меня слез веером… Я не сдаюсь. Я буду ждать подрастающее поколение.
Ольга закрыла лицо руками.
— Не плачь, Оля… Они обязательно вырастут. Встанут в рост… Бесстрашные наши мужчины.
— Тс-с… Шаги. Слышишь, опять он шаркает.
Батя медленнно проходит мимо них, не поднимая глаз — не замечая вжавшихся в диван, притихших сестер.
— …У охотников в ходу их сибирское словечко дорассвет. Выйти на охоту надо рано, на дорассвете…
Батя рассказывает самому себе. Его хваткая, фиксирующая память ничего не упустит. Какая фантастическая память!
— …Когда на немереной черноте горизонта зарождается маленькое бесцветное пятнышко — это значит дорассвет. Пятнышко набирает красноты… Не алый, а этакий слабый брусничный цвет. Так что мы вышли с Звоницыным на волков вовремя. Мы хотели успеть… На самом дорассвете.
— Инна, а как же Москва?.. Воспитала тебя, выучила, дала жилье… Неужели совсем не любишь?
— Я, Оля, женщина. Я люблю Москву, а мечтаю о Питере.
— А как же этот знаменитый трехсестринский зов?
— Зов, если честно, меня не слишком трогал… Согласись, Оля. Слышится надрыв. Еще какой!.. Да, да, да, — я люблю ее и завываю — в Москву-уу-у!.. Люблю и опять с радостью завываю — уу-у-у!
Обе смеются.
— Ты вся в слезах.
— Плевать.
— Вытри личико, красотка!
— Не хочу.
— А в ласковом «Пи-и-и-итер» никакого завыванья, заметь, нет. Музыка есть!
— Что-то птичье.
— Не птичье, а журавлиное.
— И словно бы издалека…
— Совсем-совсем другое. В Пи-и-итер!.. В Пи-и-итер!.. Что-то журавлиное слышится, да?.. Ну-ка ты попробуй!
— Да ну тебя, Инка. Как ребенок!
— Попробуй. Умоляю.
Ольга пробует, Инна подхватывает.
Обе сестры в унисон. Как в стае. Соревнуясь с журавлями. Перекликаясь:
— В Пи-и-итер!.. В Пи-и-итер!.. В Пи-и-итер!..
И хохочут.
Инна смеется. Иногда она как раз такая — нарочитая простушка. И у нее по жизни никаких сомнений!
Ее белая ладонь играет — вытянутая к потолку (к небесам). Одной рукой обнимая сестру, другой Инна машет кому-то поверх. Словно заманивая, зазывая под крышу этого полуподвального дома незлые небесные силы.
— Ну?.. Чтобы самому увидеть высокое и справедливое. Чтобы потрогать. Чтобы самой прочувствовать… Как?.. Как надо жить в нашей сегодняшней России? — спрашивал себя и спрашивал всех нас старый математик.
— И что? Знал ответ?
— Знал.
— Ну и как?.. Как надо жить?
— Жить честно!.. достойно!.. всё это правильные слова. Но главное слово — как?.. Как надо жить в России, чтобы сбылось?
— Ну не томи… Как?
— Особенное слово. Прямо для тебя, Оля… Прожив одну жизнь, надо начинать жизнь вторую. А прожив ее — сразу и вдогон, не притормаживая, жить жизнь третью…
— Но где же ее взять, эту третью, Инна?!
— Здесь и взять.
— Что-то я никак не пойму.
И тогда Инна объясняет сестре — выдает наконец верное ключевое слово:
— Да, да, дорогая… В России надо жить долго.
И отдаленно, из глубины комнат, словно в дополнительный наказ, доносится голос матерого Бати:
— И еще надо выйти, выйти рано… На дорассвете. Обязательно на дорассвете.
