Он позвонил жене:
— Тома? Это я. Все в порядке. Можешь приезжать, его увезли. Здесь и лента желтая, ну, лента такая, понимаешь? Да, да. Ты камеру подкачала? Все! Я тебя жду. Удочки поищу, я их в прошлый раз к иве привязал… Да вон они, я их вижу! А зачем возить их туда-сюда? Нет, здесь никого нет. Что-что? Я же говорю, глупая ты баба, никого нет! И ничего нет, понимаешь? Забудь! Я жду тебя. Черви? Конечно, взял. Все в порядке. Так ты едешь? Целую.
23
— Минут через пять вы увидите это место, да мы его проезжали сто раз. Называется оно «Три дуба» или «У трех дубов». Причем все знают это название и сам пляж, но почему-то каждый, кто приметил это местечко, считает его своим.
Марк вел машину медленно, чтобы Ксения Илларионовна, сидевшая в машине с маленькой Фабиолой на коленях, могла увидеть заросли камыша, где был обнаружен труп Сажина.
— И охота вам вспоминать эту историю? — пожал плечами Марк.
Он и сам не мог понять, почему вчера за ужином вся компания активно обсуждала убийство Сажина. Каждый, даже Дима с Мирой, считал своим долгом высказать свое мнение по этому поводу. Все строили версии. Горячо обсуждали странности этого сложного дела. И чем больше было высказано разнообразных мыслей, тем более неуверенно чувствовал себя Марк. Ему не нравилось, что все кому не лень лезут со своими советами: любой из них мнит себя великим следователем. Конечно, их всех (особенно — Риту) волнует исход дела: а что, если Марк так и не найдет настоящего убийцу? И как тогда все эти люди — родные, друзья — будут думать о Марке, как они станут к нему относиться? Внешне делать вид, что ничего не произошло — человеку ведь свойственно ошибаться, — а сами втайне станут презирать его за бесталанность, невезение, непрофессионализм? Как он посмотрит им в глаза, если на скамью подсудимых сядет одна из этих, явно невиновных, девчонок?
Большое впечатление на всех произвела новость, что Светлана Рысина, оказывается, была знакома с Сажиным. Ее допрос назначен на сегодня, на утро. Марк специально встал пораньше, чтобы увезти тещу с дочерью в Пристанное и вернуться к восьми в прокуратуру. Хорошо еще, что теща такая понятливая и не задержится у них в гостях больше, чем на сутки. Какое счастье, что у них есть этот дом в Пристанном, где она чувствует себя лучше, чем где-либо еще! Теща забросила даже своего нового мужа — оставила его в городе и позволяет лишь изредка навестить ее, да и то, когда требуется его помощь: что-то подремонтировать, наладить, наколоть дров. Камин, о котором все так мечтали, оказывается, топится дровами, которые надо заготавливать заранее, складывать их в сарай, который и строил муж тещи.
— Марк! Ты слышишь меня?
— Да, Ксения Илларионовна. Мы подъезжаем.
— Да я не о том. Я о вчерашнем вечере. Собралась такая приятная компания… Я даже не помню, как начался этот разговор об убийстве. Нет бы поговорить о наших девочках, я имею в виду Фабиолу и Дашеньку. Беседовали о других девочках и об их невиновности. Никого не слушай, Марк, и делай свое дело! Кто сказал — раз они так молоды и приехали на пляж в этой машине, вымазанной кровью, значит, они и не виновны? Черта с два! Все заврались, не так ли? Сначала выяснилось, что тихая, скромная девушка, оказывается, брала машину Рысиной, чтобы ездить на свидания со своим женихом. Даже в ночь убийства она ездила на этой машине. Значит, она лгала! Потом выяснилось, что Светлана бывала с Сажиным в ресторане, и это подтвердила официантка, опознала ее. А тут еще эти распечатки телефонных звонков — оказывается, Рысина была знакома с Сажиным, раз они перезванивались! И после этого наша честная компания все равно дружно продолжает утверждать, что Плетнева и Рысина невиновны? Никому не верь и проверяй, все-все проверяй! Кстати, ты не заметил, какой задумчивой выглядела Рита? Думаешь, она отрабатывает свою, только ей известную версию?
Марк почувствовал, что краснеет. Надо было что-то отвечать, но он не мог произнести ни слова. Стыд превратил его, еще недавно спокойного и уверенного в себе человека, в труса, предателя — в настоящую свинью. И, что самое удивительное, он никак не мог объяснить себе — как могло произойти, что он, Марк Садовников, изменил жене и оказался в постели с Рысиной? Он целые сутки не мог думать ни о чем другом, только о Рите: узнает ли она о его измене, почувствует или нет? Ночью, вернувшись домой, он смутно помнил, как ложился спать. Ему казалось, что, только забравшись в постель и укрывшись одеялом, он сможет избежать каких-либо расспросов. А утром… А что — утром? Он просто скажет: работал, допрашивал Рысину. Собственно говоря, Рита это и так знала. Но утро для него оказалось тяжелым. Ему казалось, что жена не смотрит на него — не может смотреть, она что-то чувствует и просто не знает, как себя вести: то ли спросить его об этом, то ли продолжать делать вид, что ничего не случилось. В полной растерянности он отправился на работу, ощущая свою тяжкую вину. А когда стало известно, что Рита была у Рысиной дома, он вдруг почувствовал, что теряет ее. И не только ее, но и все то ценное, что составляло его жизнь: семью, Фабиолу, свою любовь. Приезд же Ксении Илларионовны в город и вовсе усугубил его панику. Он подумал, что Рита, узнав о его измене, вызвала мать, чтобы посоветоваться: как быть дальше, что делать? Но никакого разговора не состоялось. (Пока?) Рита позвала на ужин Караваевых. Мира привезла дочку, Дашу — они с Фабиолой были погодками, — и весь вечер взрослые умилялись забавам заигравшихся и перевозбужденных детей, не забывая при этом вести довольно активную, но, по мнению Марка, бестолковую беседу об убийстве Сажина.
Теперь, когда они были в машине втроем (маленькая Фабиола крепко спала и не могла отвлечь их от разговора), у Ксении Илларионовны появилась исключительная возможность заговорить о предполагаемой измене зятя, хотя бы задать ему несколько наводящих вопросов. Но она предпочитала обсуждать убийство Сажина, словно именно покойный альфонс был ее зятем, а не Марк. Откуда у людей такой интерес к смерти? Значило ли это, что Марк напрасно волновался: Рита ничего не заподозрила? Что жизнь его, не успев дать сильный крен, выровнялась и Рита по-прежнему любит его? Судя по всему, именно так. И он воспрял духом.
Когда показались дубы, росшие далеко от берега, ближе к дороге, словно специально для того, чтобы дать название пляжу, Ксения Илларионовна оживилась:
— Марк! Это здесь?
— Да.
Марк свернул к пляжу, машина мягко, слегка подпрыгивая на кочках, спустилась к берегу.
Ксения Илларионовна уложила спящую внучку в детское сиденье, а сама вышла из машины и вместе с Марком направилась к камышам.
— Да уж! Не очень-то спокойное место, — сказала она с видом человека, занимающегося поиском подходящего места для убийства. — В любой момент здесь может появиться свидетель или свидетели. Тем более летом, когда вода еще теплая. К тому же, предположительно, тут должен быть неплохой клев. Особенно если с этого берега медленно двигаться на надувной лодке к противоположному.
— Ксения Илларионовна, вы меня удивляете! Откуда такие познания?
— Мой папа был хорошим рыбаком, у нас была надувная лодка. Марк, это здесь? Я вижу обрывок желтой ленты.
