«Гаус вспоминал, что у немецкой делегации уже был текст дополнительного секретного протокола. Об этом косвенно свидетельствует и переводчик В.Н. Павлов, который вспоминал, что все переговоры Сталина с Риббентропом начались с того, что генсек выразил несогласие с немецким желанием провести разграничительную линию между «сферами государственных интересов» на Западной Двине. Тогда в немецкой сфере оставались порты Либава (Лиепая) и Виндава (Вентспилс), которые Сталин хотел сделать советскими военно-морскими базами. На это Риббентроп запрашивал согласие Гитлера и получил его».
Самое интересное в этом месте – ссылка на источник, откуда он заимствовал воспоминания Павлова – AD АР. Bd. VI. Dok. 20, 210. Я, конечно, не знаю, какой документ хранится в германском политическом архиве по указанным реквизитам, но уж точно, не воспоминания советского дипломата. В дальнейшем процитированный текст перекочевал в книжку Безыменского «Гитлер и Сталин перед схваткой», где уже нет никаких ссылок на источник. Вообще-то для исторического исследования список использованных книг и материалов строго обязателен. И потому Безыменский, объясняя его отсутствие, просит у читателя «кредит доверия»: мол, был в архивах, все цитируемые документы видел своими глазами. Особо дотошных читателей он отсылает к своим журнальным публикациям, где, якобы, отсылочный материал оформлен по всем правилам. Но описанный выше эпизод отлично демонстрирует, насколько легко «ученый» Безыменский спекулирует (подробности см. в главе «Безыменский).
Хильгер
На переговорах 23 августа 1939 г. в качестве переводчика с германской стороны участвовал советник посольства Густав Хильгер. Родился он в 1886 г. в Москве в семье немецкого фабриканта и потому отлично владел русским языком. Образование инженера он получил в Германии, после чего вновь вернулся в Россию, где и работал до начала Первой мировой войны, пока не был интернирован. После революции с весны 1918 г. сотрудничал в германской комиссии по делам военнопленных и гражданских лиц. Став карьерным дипломатом, он с 1923 г. и до июня 1941 г. был сначала сотрудником, а затем советником посольства Германии в СССР. После нападения Германии на СССР служил в министерстве иностранных дел, занимался вместе с Хервартом и Кестрингом созданием власовской армии.
После войны он благодаря содействию Кеннана и Болена (см. главу «Херварт») удивительно быстро оказался в США, где до 1951 г. подвизался в качестве «эксперта по русским делам» в Госдепартаменте и ЦРУ (Хильгер был завербован американцами еще в 30-х годах). Поскольку советское правительство добивалось его выдачи, как военного преступника (он был замешан в департации евреев и прочих сомнительных делишках), в Америке Хильгер укрывался под псевдонимами Стивен Холкомб и Артур Латтер. В 1953–1956 гг. состоял советником аденауэровского правительства ФРГ по «восточным вопросам». По совместительству в 50-60-е годы продолжал консультировать и американское правительство.
Густав Хильгер написал мемуары, в частности «Мы и Кремль» («Wir und der Kreml») и «Сталин. Путь СССР к мировой державе» («Der Ausflug der UdSSR zur Weltmacht»). Обе книги вышли во Франкфурте на Майне, первая – в 1959 г., вторая пятью годами позже, незадолго до смерти автора. На русском языке они не издавались, но «Дипломатический ежегодник» за 1989 г. (вышел из печати в 1990 г.) опубликовал выжимки из его воспоминаний, дав им тенденциозный заголовок «Я присутствовал при этом». Думаю, будет очень любопытно ознакомиться с этим текстом. Поскольку цитата довольно обширна, я буду прерывать ее своими комментариями.
Риббентроп прощается с Молотовым. Хильгер находится между ними. Берлин 14 ноября 1940 г.
Риббентроп прибыл в Москву 23 августа на самолете. Первая беседа в Кремле началась в 15.30. Она длилась три часа и продолжилась вечером. Задолго до полуночи состоялось под писание пакта о ненападении и секретного дополнительного протокола, который определил судьбу Польши, Прибалтийских государств и Бессарабии.
В данном случае Сталин впервые лично вел переговоры с представителем иностранного государства о заключении договора. <…>
Когда Риббентроп в сопровождении графа Шуленбурга 23 августа прибыл в Кремль, он думал, что ему придется вести переговоры с одним Молотовым, а Сталин, возможно, присоединится к переговорам па более поздней стадии. Поэтому Риббентроп был поражен, когда, войдя, увидел стоящего рядом с Молотовым Сталина. Это был заранее рассчитанный Сталиным эффект и вместе с тем явное предостережение Риббентропу, что договор будет либо заключен прямо на месте, либо – никогда.
<…>
Переговоры 23 августа оказались простыми. Господин Риббентроп никаких новых предложений не привез, но прибыл с желанием покончить дело с подписанием пакта о ненападении и секретного дополнительного протокола как можно быстрее и сразу же уехать.
Его заявления Сталину и Молотову в значительной мере ограничивались воспроизведением того хода мыслей, который служил предметом предварительных переговоров между Молотовым и Шуленбургом и содержался в телеграфных директивах из Берлина. Риббентроп рассыпался в заверениях о доброй воле Германии, на которые Сталин реагировал сухо, деловито и лаконично.
Редактирование текста пакта не составило никаких трудностей, так как Гитлер в принципе принял советский проект. Однако окончательный текст получил два важных дополнения: статью 3, в которой договаривающиеся стороны соглашались постоянно консультироваться друг с другом по вопросам, затрагивающим их общие интересы, и статью 4, согласно которой ни одна из договаривающихся сторон не должна была участвовать в каких-либо группировках, направленных против другой стороны. Срок действия пакта вместо предусматривавшихся 5 лет продлевался до 10 лет. Согласно статье 7, определялось, что пакт должен вступить в силу сразу же после его подписания, а не после ратификации, как первоначально планировалось.
Видим явную нестыковку с показаниями Гаусса и Риббентропа. Первый нафантазировал, что сочинял «секретный протокол» в самолете по пути в Москву, в мемуарах второго присутствует сенсационное признание, что русские даже не имели подготовленного заранее текста договора о ненападении. Я уж молчу про клинический бред Карпова со ссылкой на Павлова, будто шокирующая инициатива заключения «секретного протокола» была высказана Сталиным непосредственно в ходе первой встречи.
Секретный дополнительный протокол, которому русские придавали наибольшее значение, предусматривал разграничение сфер интересов обеих сторон в Восточной Европе. Согласно ему, граница между германской и советской сферами влияния в районе Балтийского моря проходила по северной границе Литвы, а в Польше – вдоль течения рек Нарев, Висла и Сан. Кроме того, секретный дополнительный протокол при знавал русское притязание на Бессарабию.<…>
Собственно, это все, что написал Хильгер о самых таинственных переговорах XX столетия. Вы верите, что так мог написать ЕДИНСТВЕННЫЙ к тому времени живой ОЧЕВИДЕЦ события по ту сторону «железного занавеса»? Даже Гаусс, который знал о ходе переговоров лишь со слов… (кстати, так и не ясно с чьих слов) – но он, все же, был куда более красоречив.
