– Я бы не сказала, что птичник велик.
– Судьба дев решается вдумчиво, каждый день прибавляется две или три крошки.
– Я оценила изящество твоих выражений. Мне нужна Иоланта Манрик, чью судьбу успешно решили.
– Ей опять стали завидовать, – супруга экстерриора вновь потянулась к вазочке. – Арно не хочет на какую-нибудь войну? Его пребывание здесь скоро будет сопоставимо с пребыванием при дворе Мориса Эр-При. Вкусы фрейлин так странно меняются… Сыновья Жозины были с отцом на одно лицо, но к тому времени главным призом был уже Алва. Как всё же просто мы жили!
– Странный вывод. – Анна на что-то явно намекает, но дальше намеков не пойдет. – Впрочем, прошлое часто кажется простым.
– Особенно когда настоящее становится сложным, а оно как раз становится. При Алисе Малый двор носил ее цвета, при Катарине в обиход вернули родовые сочетания, но серединкой ромашки всё равно оставалась королева, а что у нас сейчас?
– Дельфиниум, – Арлетта взяла пару орешков и встала. – Что ж, займусь зеленым и розовым.
Королевы в Талиге не осталось, даже вдовствующей, зато у короля две малолетние сестры, пара влюбленных кузин и тетка, которой ударило в голову материнское величие… Неплохая куртина, пчелки с бабочками уже оценили.
Виолина заиграла тише, мелодия впитывалась в чинную скуку, будто вода в песок, и наконец иссякла. Девы неуверенно зашевелились, на паре мордашек промелькнули улыбки облегчения, стукнула дальняя дверь, вошли слуги с полными пирожных подносами. Эти раковинки из взбитых с сахаром белков обожала дурочка Одетта… Графиня Савиньяк поймала взгляд невестки и поняла: Анна тоже вспомнила.
– Я о ней не думала лет десять, – графиня Рафиано зачем-то повернула вазочку и громко добавила: – Через четверть часа, утятки, вы узнаете первый секрет стихосложения, а сейчас услаждайте свое бытие раковинами грез.
Первыми возле грез оказались сестрички Флашблау, остальные отстали не слишком; не собиралась сидеть в своем углу и равнодушная Иоланта. Поджав губы, внучка Манрика двинулась к сластям, будто в бой. Арлетта обвела взглядом комнату, небрежно поправила волосы и подошла к тому же подносу.
– Нам носили такие же, – графиня с улыбкой взяла одну раковинку. Ее следовало раскусить, хотя бы для того, чтобы понять, по-прежнему ли в скрепляющем половинки креме таится леденцовая жемчужина. – Будьте осторожны, внутри может быть сюрприз.
– Он есть, – утешила дева, – я вчера чуть зуб не сломала.
– Изрядная часть моих знакомых сочла бы это прискорбным, – Арлетта откусила от крошащейся памяти. Стало приторно и слегка грустно. – Мне на вас нажаловались. Давайте вернемся к вашему изваянию и присядем. Вам не сказали, кто это?
– Радость, – подтвердила худшие опасения виконтесса. – Я ничего не делаю, и я сюда не просилась. Что мне, счастье изображать? Я их не трогаю, да я их вообще… не вижу, а они – меня. Вот раньше, когда… Они за мной бегали, в туалетную без поцелуйчика было не выйти.
– Мир остается прежним, – графиня спокойно положила надкушенную раковинку на листок бумаги, видимо, приготовленный для стихосложения. – Мой вам совет, Иоланта. Можете не видеть девиц, хотя подобное часто оборачивается осколком в туфле и вареньем на стуле. Можете не видеть кавалеров, им это в любом случае полезно, но не оскорбляйте хороших портных, их гораздо меньше, чем нас. Ну что вам стоило посмотреть ткани при разном освещении?
– Так вы со мной говорите не из-за… этих?
– Нет, разумеется, – утешила Арлетта, разглядывая бывшую первую невесту Талига. Разумеется, графиня Савиньяк встречала девиц Манрик и прежде, но не подходила, дабы не дать тессорию повод записать Ли с Эмилем в женихи.
– Почему вы так на меня смотрите?
– Мы первый раз оказались рядом, а я близорука.
– Вы прежде избегали двора, – внезапно припомнила виконтесса, – а теперь – нет. Вам нравится, как стало?
– Не слишком, но сейчас лучше быть вместе.
– Зачем, всё и так поделят! Кому нас с Лионеллой отдадут?
– Меня это не касается, но отдают только то, что отдается. Со мной это не вышло.
– При чем здесь вы?
– Людям свойственно вспоминать, особенно при встрече с молодостью. При дворе королевы Алисы я была сразу фрейлиной и заложницей. С тех пор я не люблю некоторые сласти и некоторых поэтов.
– Каких?
– Дидериха и Капотту, но его вы вряд ли читали. Вы что-то хотите спросить?
– Почему ваш сын дрался из-за меня на дуэли?
– Потому что он так решил.
– Это не вы ему велели? Только, пожалуйста, скажите как есть! Мне это… очень важно.
– Мои сыновья свободны в своих решениях с Лаик. Впрочем, я никогда не скрывала своего мнения о мужчинах, за глаза говорящих о нас – то есть о женщинах – мерзости. Не исключаю, что на Арно повлияли мои слова, но, скорей всего, он вспомнил, как в подобных случаях поступает его брат. Вы должны знать хотя бы одну из подобных историй.
– Вы говорите об этой… Арамона?
– Ее зовут Селина. Удивительной отваги девушка.
– Она могла себе позволить и не такое!
– Как интересно.
– Вы о чем?
– О «не таком». Вообразить, что бы могла себе позволить Селина такого, чего бы она уже не сделала, мне не удается. Ваш дед отвратительно разбирался в людях, а ваша бабка по матери разбирается только в Гогенлоэ и Колиньярах. Уже с вами она ничего не поняла…
– Арлина! – Георгия воздвиглась в дверях, будто в парадной раме. – Ты здесь? Дети, не удивляйтесь, нас с графиней Савиньяк связывает та самая юная и при этом вечная дружба, которую вам лишь предстоит для себя открыть, но об этом потом! Его высокопреосвященство кардинал Талига и Бергмарк скоро будет с нами. Кто из вас, мои дорогие, не боится мороза и желает встретить его высокопреосвященство на въезде в город вместе с нашими замечательными офицерами?
Глава 7
Талиг. Старая Придда
Западная Придда
1 год К.В. 10-й день Зимних Ветров
1
Бочка так и не выучился молчать. Малость отощавший в дороге рысак вскинул башку и жизнерадостно заржал. Будь он человеком, впору было подумать, что паршивец вспомнил, как его не пустили с хозяйкой на коронацию: статью, дескать, не вышел. Королевской бабке навязали белую кобылу, ну и где теперь этот король и эта кляча, хотя кляча-то чем виновата? Зато супруга его высокопреосвященства сейчас покажет всему Талигу, и заодно Создателю, что краше Бочки нет и быть не может!
– Уймись, скот! – Матильда легонько ткнула коня кулаком и сама задрала голову – небо было синим, ясным и холодным. Ни облачка, лишь катящееся к западу солнце. Еще не закат, но, будь они в степи, о ночлеге думать было бы пора.
– На что пялишься, душа моя? – не преминул полюбопытствовать супруг. – Ангела узрела али ворону?
