А потом наступал любимый момент Хайдля. Визитеров запускали в один-единственный «КОМДУАС», под завязку нашпигованный обалденным поисково-спасательным оборудованием. Самым современным, высокотехнологичным. На многие миллионы долларов. Начинка этого контейнера постоянно обновлялась и улучшалась. У проверяющих глаза на лоб лезли. И как только проверяющие выходили из «КОМДУАСа», рядом приземлялась вертушка. «Костюмчики» просто писали кипятком от восторга. А Зигги объяснял, что данный вертолет принадлежал Иди Амину и был свидетелем целого ряда покушений. В доказательство он тыкал пальцем в пулевые отверстия, которые по его указке прострелил я. «Костюмчики» забирались в вертолет и теснились там, как сельди в бочке.
Тут мы наконец поймали такси, я обернулся и увидел сквозь пелену дождя жутковатые, мертвые глаза мистера Муна, терпеливого сторожа погибающей ночи.
Глава 10
1
Ты за мной поспеваешь, Киф? – спросил Хайдль.
Стараясь не смотреть в его жуткие глаза, я ответил, что не отстаю, а сам вернулся в реальность рабочего кабинета, пришел в себя и вытеснил из памяти эпизод с мистером Муном; Хайдль продолжал рассказ.
Полетели мы вертолетом на север, все еще на малой высоте, миновали небольшую поросль кустарника, а там, на старом футбольном стадионе овальной формы, они и стояли. Весь запас.
Весь запас чего? – не понял я.
Грузовых контейнеров, чего же еще? Десятки контейнеров, составленные наподобие кубиков «Лего». Прямо гавань Сингапура! Когда мы кружили сверху, я объяснил банкирам, что «КОМДУАСы», которые они видят, стоят больше миллиона долларов (это соответствует действительности), и то, что они видят внизу, – основа потрясающе прибыльного инвестиционного проекта АОЧС. Что также соответствовало действительности. А они глазели на эти контейнеры, окрашенные в фирменные цвета АОЧС – оранжевый и синий…
Но «КОМДУАСы» были пустыми, перебил я.
Естественно, проговорил Хайдль так, будто я заявил, что воздух прозрачный, а вода – жидкая.
Все двести штук?
Двести семь, если не ошибаюсь. По моему заказу их изготовил в Джилонге один хорват-сварщик. Отто. Имя на самом деле не очень хорватское, но этот Отто и сварганил их для нас по две тысячи за штуку. Это были не «КОМДУАСы» и даже не настоящие грузовые контейнеры, уж очень они хлипкие, а просто дешевые подделки, как антураж съемочной площадки.
И вы внушили банкирам, что все контейнеры наполнены теми же устройствами, что и «КОМДУАС», который вы им показывали?
Нет-нет, ничего подобного я не говорил. Да и необходимости такой не было. Им самим хотелось так думать. Считать, что они смотрят на две с лишним сотни миллионов в объемных, длинных коробах. Мы подлетели совсем близко к одному заполненному стальному контейнеру, потом я обвел жестом двести семь, стоявших поодаль, – пустых. И когда мы в шлемах с наушниками и микрофонами облетали их на вертушке, я заговорил, используя беспроводную связь: Там – все наше! И это было правдой. Меня спрашивали: Значит, вы обеспечили им аналогичное применение? А я отвечал: Мы нашли им отличное применение: служить необыкновенным источником доходов, и поднимал вверх оба больших пальца. И у них большие пальцы тоже сами собой поднимались вверх, как шеренга вытащенных из грядки морковок.
После приземления, когда увеселительная часть заканчивалась, все обычно открывали портфели и с удовольствием вручали мне бумаги с гарантиями многомиллионных долларовых кредитов. Мы их подписывали, потом обмывали. И каждый раз я слышал, что самое большое впечатление на всех произвели оранжево-синие грузовые контейнеры на стадионе.
Когда я заикнулся, что, мол, ума не приложу, как это могло продолжаться так долго, Зигфрид Хайдль уставился на меня в глубоком изумлении, будто перед ним сидел первейший тупица на свете.
Неужели непонятно? – Хайдль склонился над письменным столом. Я это придумывал. Каждый день, в точности, как ты. Как писатель.
Он постучал по столу костяшками пальцев.
Я ходил в офис. Изо дня в день. Снова и снова, раз за разом. Придумывал, опять придумывал. И этого оказалось достаточно. Более чем достаточно. Все шло по нарастающей. И знаешь, что получилось? В мой кабинет потекли все увеличивавшиеся людские потоки: банкиры, журналисты, телевизионщики, политики, полицейские чины, отставные генералы, руководители фирм, послы, ученые. И я понял: чем меньше им объясняешь, тем больше они присочинят сами. Я был для них пророком. А знаешь, что Тэббе говорит о пророках?
Я не имел никакого понятия насчет каких бы то ни было мнений Тэббе.
Величайший из пророков изрекает лишь самые туманные фразы, сообщил Хайдль. Чем более неопределенно звучит прорицание, тем более велик его автор.
2
Я прекратил печатать. На этот раз я ему почти поверил. Может, и правда ЦРУ тут ни при чем, не существовало никакой большой лжи, а было лишь нечто настолько простое и очевидное, что не заслуживало включения в книгу?
На самом деле существуют две реальности, верно? – вопросил Хайдль, подняв палец, дабы придать своим словам весомости.
Есть, скажем, это офисное здание из бетона и стекла, а есть неомиф насчет «Протокола о безопасности и доверии» издательства «Транспас». И знаешь что? Миф «Транспаса» реальнее, весомее, чем этот бетон. Потому что бетон не в состоянии уничтожить «Протокол», а «Транспас» способен разрушить эту железобетонную конструкцию. И все потому, что люди верят в «Транспас». Мир полон бухгалтеров, редакторов, начальников отделов, маркетологов, и всех их объединяет убежденность в существовании «Транспаса». И эта вера представляет собой неомиф.
Если честно, я растерялся. Хайдль, напротив, заходил на новый круг.
Пойми, говорил он, есть море и суша, животные и растения, и есть такая тема: холодная война. И это понятие, скажу тебе, едва не уничтожило моря и земли, флору и фауну.
У меня завис монитор.
Кто такой, по-твоему, бизнесмен? Или политик? И тот и другой – мыслители: они что-то придумывают. Единственное, что нас с ними объединяет, – это новости. Религия, наука, финансы – все это лишь новостные темы. Австралия – это тема, религия тоже, как и финансы, вот и АОЧС была сенсационной темой. Просто банки перестали доверять моим новостям. А когда уходит вера, не остается ничего.
Вы лгали, сказал я, перезагружая процессор.
Хайдль же в этот момент выполнял странное и ужасное упражнение, к которому иногда прибегал: языком облизывал губы, а щека при этом пружинила, уподобляясь какой-то фантастической мембране.
Я рассказывал новости, произнес Хайдль.
Но, Зигфрид, не каждый рассказ представляет собой новость.
И людям они были нужны.
Вы лгали, повторил я.
Правда – это тема. Но и хорошему вину требуется бокал из простого стекла. Чтобы мы могли понять правду, ей должна сопутствовать ложь.
