– Вот-вот…
– Что – вот-вот?! – вскипел Никита. – А то, как Петля деда зарезал, он тоже своими глазами видел?!
– Ты про старца, которого фашисты ослепили? Так это же художественный вымысел.
– Вымысел? Ослепили? – одновременно спросили Никита и Антон.
– В романе этот старец больше трехсот лет прожил, – принялся объяснять Виктор Антону, то и дело шмыгая носом. – Благодаря оберегу, дарованному так называемым нефритовым голубем. Но это не уберегло старца ни от гестаповца, который ему глаза сигаретой выжег, ни от Сереги Петляева, который в конце семидесятых ему горло перерезал. Такую вот книгу мой знакомый написал.
– Глаза… сигаретой… – Антон нащупал стул и присел на край.
– Извини, дружище. – Виктору стало не по себе, и Никите, кажется, тоже.
– И что потом с тем гестаповцем стало? – спросил Антон.
– Не знаю. Не написал об этом мой знакомый. Зато тот самый Петляев, который старца зарезал, в конце книги погибает – падает с самой верхотуры Воскресенского собора и разбивается…
– Что же твой писатель гестаповца не наказал? – вздохнул Антон.
– Спрошу при случае. Может, у него в задумках продолжение написать.
– Да черт с ним, с продолжением! – не выдержал Никита. – Ты лучше объясни, почему весь в кровище? Я дома проснулся, словно беду почуял. Прибежал сюда, еще с улицы крики услышал. Смотрю – ты на кровати и вроде бы спишь, а Антон сидит за столом и ластиком по бумажке трет. Я еще у него спросил, кто кричал? А у тебя вдруг – кровища из чухальника фонтаном, словно кто-то невидимый со всего маху приложился.
– Ну да, правильно. – Виктор в очередной раз шмыгнул носом. – А потом – раз, и все резко так прекратилось. Верно?
– Верно.
– Ну, вот и ладненько, и говорить больше не о чем, – решительно сказал Виктор и поднялся. – Все, пора на электричку. Антон, спасибо тебе за приют. – Он пожал руку хозяину дома.
– Может, чайку? – на всякий случай предложил тот.
– Нет, спасибо, побегу, а то опоздаю…
На самом деле, если бы Виктор опоздал на ближайшую электричку, не случилось бы ничего страшного – по расписанию до обеденного перерыва в Москву отправлялись еще две. Просто Виктор хотел прекратить разговор в доме Антона. У Никиты по поводу этого были другие соображения, и он сказал, что проводит дружище до станции, где у него якобы были какие-то дела.
– Может, все-таки объяснишь, что происходит? – спросил хмурый Никита, когда они пересекли клеверное поле и вошли в лес по ведущей на станцию старой тропинке.
– А ты поверишь? – Виктор остановился и посмотрел на друга в упор.
– Если скажешь правду – поверю, – серьезно сказал тот.
– Правду…
– Дружище, я в любом случае по твоим глазам пойму, врешь или нет.
– Хорошо. Давай до нашей полянки дойдем, будет тебе и правда, и, если хочешь, доказательства.
– Давай дойдем…
Виктор давно подумывал посвятить во все чудеса своего лучшего друга. С этим человеком он, как говорится, пошел бы в разведку, другими словами, доверил бы ему свою жизнь. И все-таки Виктор опасался, что, узнав о возможностях странички, Никита захочет ею завладеть. Слишком уж многое она могла подарить своему владельцу. Другое дело, что хорошо было бы выяснить, способен ли кто-то другой так же эффективно воздействовать на нее, кроме самого Виктора. Это он и собирался вскоре проверить.
Полянка, о которой шла речь, была примерно на полдороге между деревней Кобяково, где жил Никита, и станцией Скоротово. Приезжая сюда из Москвы, Виктор с друзьями всякий раз задерживались на этом симпатичном местечке: полной грудью вдохнуть ароматы подмосковного леса, полюбоваться природой, к тому же – опрокинуть стопочку-другую – повод для этого находился всегда, хотя хорошо было и безо всякого повода.
– Ну, что скажешь? – нетерпеливо спросил Никита, когда они дошли до места и Виктор присел на сухой пенек.
– У тебя спички есть? Дай одну. – Виктор на треть воткнул спичку в землю, чтобы она стояла вертикально. Потом достал тетрадь и разгладил на ее обложке чудесную страничку.
– Ты чего, хочешь спичку нарисовать? – спросил сосредоточенно наблюдавший за ним Никита.
– Сначала ты ее нарисуешь.
– Зачем? Да и не умею я.
– Неужели не сможешь простую спичку нарисовать? – улыбнулся Виктор, вручая другу карандаш.
– Ладно, попробую. – Никита присел на корточки и уставился на спичку.
– Мудрствовать не надо. Представь, что ты в детском садике и это воспитательница просит тебя рисовать.
Пожав плечами, Никита нарисовал две черточки и серную головку.
– Отлично! – похвалил Виктор. – Теперь подрисуй пламя, ну, будто спичку только что подожгли. Да ты настоящий художник! А теперь распишись внизу и на мгновение прикрой глаза.
Никита сделал все, что от него просили, после чего вместе с другом уставился на примитивный рисунок.
– Фу-у-у, – примерно через минуту громко выдохнул Виктор. – Я так и думал.
– Что ты думал? – Никита был явно недоволен происходящим.
– Успокойся, сейчас все поймешь. – Виктор присел на соседний пенек, стер рисунок и тоже нарисовал горящую спичку, воткнутую в землю. – Теперь смотри внимательно!
Он поставил автограф, закрыл глаза и через пару секунд услышал:
– Не понял? Дружище, что это? Как это?
Реальная спичка вспыхнула и так же, как спичка на рисунке, начала гореть, сгорать, превращаясь в черную дымящуюся загогулинку.
– Да не знаю я, как это объяснить, Никита! Чудо, понимаешь?
– Не понимаю, – помотал тот головой и вдруг встрепенулся. – Постой-ка! Ты же и просеку нарисовал, как в дома молнии ударяют, и потом они все сгорели! Что же это получается?
– Не знаю, Никита, не знаю, кто в том пожаре виноват – я или сила природы. Знаю только, что страничка в моих руках способна чудеса творить.
– Например?
– Ты присядь. – Виктор кивнул на пенек. – Помнишь, недавно во время футбольного матча, когда Федя гол забил, тебе показалось, будто оказался на улице Свободы и избил двух уродов?
– Помню. – Хмурый Никита потер кулаки.
– Извини, дружище, это я во всем виноват. Только знай, что тебе это не совсем показалось.
– Как это?
– Сейчас расскажу. На эту электричку торопиться не будем, а следующая через час, так что время есть. Что уставился, пытливый? Сам же сказал, что догадаешься, если я врать стану.
– Догадаюсь, только…
– Когда я в тот вечер домой после маршрута возвращался, на меня сзади два незнакомых мужика напали, побили, – помнишь, ты еще спрашивал, чего это у меня с носярой?
