– А в чем, собственно, дело? – спросил он и как ни в чем не бывало принялся высвобождать крючок из губы линя. – На своем родном пруду рыбу на удочку половить нельзя?
– На родном пруду? – прищурился Петляев.
– На удочку? – усомнился Тереха.
– А на что же еще… – Виктор продемонстрировал ему крючок с остатком червя-подлистника.
– Врешь, чмошник! – пробасил смутно знакомый Виктору парень.
– Точно! Врет, – поддакнул нескладный Колюня. – Из нашей верши карася вытащил.
– Ты карася от линя отличить не можешь, что ли? – усмехнулся Виктор и обратился к предводителю шайки: – Сергей, ты же сам только что видел, как я рыбу с крючка снимал…
– Мало ли, что я видел, – присел на корточки тот и скомандовал: – Колюня, достань-ка ее. А ты, Влас, пока за рыбачком присматривай.
– Ага, – пробасил Влас и, спустившись по тропинке, почти вплотную приблизился к Виктору.
Служа на границе, Виктор неплохо освоил рукопашный бой, не напрасно занимался карате под руководством курсанта Голицынского пограничного училища, который, помимо прочего, научил обращаться с нунчаками. Виктор не знал, сработают ли сейчас эти навыки, приобретенные им в своем «потенциальном будущем», но был уверен, что для начала может очень эффектно врезать комлем удилища Власу в пах, в следующее мгновение тем же комлем толкнуть приблизившегося к урезу воды Колюню – пусть искупается. После чего реакция Терехи была бы вполне предсказуема – скорее всего, рыжеволосый, размахивая кулаками, ринется на Виктора с пригорка, и ему достаточно будет увернуться и подставить слюнявому подножку. Останется Петля – самый опасный и коварный из всей шайки. У него наверняка имеется нож, зато у Виктора в руках – бамбуковая трехколенка, возможно, не очень удачное удилище, но от него можно быстро отсоединить нижнее, самое толстое колено, которое в сложившейся ситуации очень подошло бы как средство для обороны и нападения. И все-таки начинать драку первым без веской причины Виктор не хотел.
Между тем Колюня нашел веревку, спрятанную в крапиве и уходившую в воду, с натугой потянул за нее и вытащил на берег довольно большую вершу, сплетенную из металлической проволоки. На дне самодельного рыбацкого приспособления прыгали два окуня и линек – по весу все три рыбки вместе были значительно меньше линя, пойманного Виктором на удочку.
– Чего усмехаешься? – зло спросил Колюня, заметив реакцию Виктора на столь мизерный улов.
– Правильно делает, что усмехается. – Петляев неторопливо пошел вниз по тропинке. – Ты вон сколько корячился, пока свою корзину плел, потом тащил сюда, забрасывал, переживал, что ее сопрут. А этот пришел налегке, забросил и сразу тебя обловил. Дай-ка удочку заценю, – улыбнувшись, попросил он Виктора, которому ничего не оставалось делать, как расстаться с орудием обороны и нападения.
Петляев повертел в пальцах поплавок:
– Сам, что ли, делал?
– Нет. На здешнем рынке купил.
– Москвич?
– Ну да, – пожал плечами Виктор. – У меня бабуля местная.
– А откуда мое имя знаешь?
– Так тебя вся Истра знает.
– Правильно. – Петляев самодовольно посмотрел на Власа, затем на Тереху и вновь на Виктора. – Ну что, поделишься с Колюней уловом? А то он нас голодными решил оставить.
– Да пусть забирает. – Виктор бросил своего линя под ноги Колюне. – Я еще поймаю.
– Поймаешь. – Взгляд Петляева упал на открытую тетрадь с незаконченным рисунком монастыря, которую Виктор отложил на пенек во время поклевки.
– Опаньки! Это ты рисовал? – Петляев передал удочку Власу и шагнул к пеньку, но Виктор преградил ему дорогу.
– Ты чего? – делано изумился татуированный.
– Нельзя, – сказал Виктор и тут же получил короткий, но сильный удар в солнечное сплетение. Он согнулся, заработал удар сверху по шее и упал лицом в землю. Кто-то пнул его ногой в бок и еще раз, Виктор инстинктивно сжался, прикрыв руками голову, стараясь хоть немного глотнуть воздуха.
– Пропустите меня, пропустите же! – узнал он голос Колюни и сжался еще сильнее в ожидании нового удара… которого не последовало.
– Хватит, корефаны, хватит, – прервал избиение Петля-ев. – Вот же какой у нас Колюня неблагодарный, ему рыбачок свой улов отдал, и за это…
– А пускай он в следующий раз…
– Хватит, говорю! Лучше давайте поглядим, чего он тут намалевал… Опаньки! Так это же Лексий и его сестры-двойняшки.
– Как живые, – пробасил Влас. – Жаль, что малолетки.
– Я вчера Машку на улице встретил – в самом соку девка, – причмокнул Тереха. – Подкатить надо бы.
– Они мои соседки, – сказал Влас. – Пятнадцать лет всего девчонкам.
– Может, и пятнадцать. Главное, что созрели уже. Обои, то есть обеи. Обе созрели.
– Конечно, обе. Они же двойняшки.
– Обязательно подкачу, – решительно сказал Тереха. – Сначала к одной, потом к другой. А может, и сразу к обо… обеим. Петля, составишь компанию?
– При случае – обязательно, – хмыкнул тот. – Ты лучше сюда посмотри. Узнаешь?
– Не узнаю…
– Глаз, что ли, нет?
– Да это же Греческий Профиль. – У Власа с наблюдательностью было явно лучше, чем у корефана. – А это Коротышка – из твоего же класса.
– Ты чего, всех их знаешь, что ли? – Петля пнул Виктора в бок, но тот предпочел не отвечать.
– Ладно, с этого пока достаточно. Двигаем на базу. А ты, Колюня, бери свою вершу, в другом месте забросишь…
* * *
Трехколенку они не забрали, зато сломали поплавок – случайно или нет, но кто-то на него наступил и переломил надвое. А вот тетрадь унесли. Виктору не столько было жаль рисунков, сколько неприятно, что эти гады станут их рассматривать, обсуждать, заляпают грязными пальцами, да еще, не дай бог, строить в отношении тех же сестер-двойняшек похабные планы.
Обидно было, что ему так и не удалось дать кому-нибудь сдачи. С другой стороны, наверное, поэтому-то его сравнительно несильно избили, хотя ребра болели, и саднили разбитые в кровь кисти. Да и, если быть честным, справился ли бы он с ними?
Умываясь и более-менее приводя себя в порядок, Виктор все больше и больше жаждал отомстить каждому из четверых. Отомстить чем быстрее, тем лучше. Ведь месть могла и не состояться хотя бы потому, что Антон мог в любое мгновение стереть с чудесной странички последний его рисунок. В этом случае он должен очнуться дома у слепого друга – с ноющими ребрами, разбитыми руками и злой как черт, а для Петли и его корефанов, которые только что избили Виктора, как бы ничего и не произошло.
Поэтому сейчас он не хотел, чтобы Антон в своем времени торопился воспользоваться ластиком. Виктор очень жалел, что, рисуя себя в кинотеатре, не добавил заткнутый за пояс под рубашку заряженный пистолет Макарова: и сам бы невредимым остался, и гадов перестрелял – рука бы не дрогнула.
