Андрей даже слегка растерялся – так серьезно она это сказала.
– Ну конечно. Мы же с тобой родственники, пусть хоть и дальние. Но все равно – брат и сестра.
– При чем здесь брат и сестра? – Настя махнула рукой, словно прогоняя надоевшую муху.
– Как при чем? – еще больше растерялся он.
А она шагнула к нему, отчего у Андрея почему-то замерло сердце. Закрыв глаза, Настя прошептала, а ему показалось, что свежий ветер прошелестел березовыми листочками:
– Андрюша, поцелуй меня, пожалуйста.
– Конечно, Настенька. – Он наклонился и бережно чмокнул ее в бархатную щечку.
– Я же тебя по-взрослому просила. – Она капризно надула губы.
– А ты знаешь, как взрослые целуются?
Настя промолчала.
– Может быть, и меня научишь?
Андрей не успел опомниться, как Настя поднялась на мы-сочки, обхватила его руками за затылок и, притянув к себе, прижалась своими мягкими губами к его губам. Он почувствовал, как лизнул его ее язычок и как слегка куснули за губу ее зубки, и тут же Настя отскочила от него, пихнув руками в грудь, словно это он пристал к ней, после чего опять убежала на кухню. А очумевший Андрей подождал немного, приходя в себя от поцелуя четырнадцатилетней девушки, и, не зная, что теперь делать, вышел на улицу.
Дождь все еще лил, хотя не был уже таким сильным. Андрей сел на велосипед и помчался домой, вдыхая всей грудью свежесть истринских улиц.
ДОЛГ ПЛАТЕЖОМ КРАСЕН
Собираясь на встречу с Петляевым, Лексий прихватил из отцовских запасов бутылку самогонки. Однако уже на улице подумал, что одним пузырем не отделается, и, зайдя в магазин, выложил два девяносто за бутылку крепленой «Иверии».
Он нашел Петлю в старой обвитой плющом беседке с обвалившимся крыльцом, где тот вместе с постоянными теперь своими дружками-собутыльниками Власом, Колюней и Терехой заблаговременно спрятался от надвигающейся грозы. Парни резались в сику. Петля, конечно же, выигрывал, Теря и Влас еще держались, а Колюня успел проиграться вдрызг.
Лексий поздоровался со всеми и выставил на стол обе бутылки, чем вызвал общий восторг. Больше всех доволен был Колюня, которому, как проигравшему, предстояло, но очень не хотелось бежать за спиртным под усиливающимся дождем.
Начали с самогонки. На закуску были только зеленые недозрелые яблоки. Лексий чувствовал себя как-то коряво, неуютно, словно впервые видел тех, кто сидел рядом и по очереди пил с ним из одного стакана. На самом деле он прекрасно их знал. Долговязый, словно гнутый гвоздь, Колюня был трус, каких поискать, Влас – человек просто тупой и, наверное, поэтому в любую минуту готовый ввязаться в самую бессмысленную, пусть и сулящую поражение, драку. Ну а своего одноклассника Тереху Лексий ненавидел еще с дошкольного возраста и не раз бил ему морду за разные пакости. Только Петля вроде бы все еще оставался его другом, и только он, по сути, и был нужен сегодня Лексию. Когда открыли «Иверию», Лексий, понизив голос, поинтересовался у Петли об иконке.
– Так, значит, тогда у кинотеатра мы твоего родственника обработали? – сделал удивленные глаза Петляев. – Ну, извини, не знали.
– Петля, будь другом, верни мне иконку, а я ее Шурику передам.
– Как же я могу тебе ее вернуть, если это Терехин трофей? – пожал тот плечами. – Спрашивай у него. А сейчас давай лучше травки курнем.
– Не, травку не буду. Ты знаешь, я с Терей всегда в контрах был. И на мою просьбу он из принципа рогом упрется. Теря лучше иконку выбросит, чем мне отдаст. Помоги, Серега.
– Добро. – Петляев достал из кармана тонкий портсигар, вынул из него папироску и, прикурив от услужливо протянутой Колюней зажженной спички, глубоко затянулся. – Я ведь прекрасно помню, Лексий, как ты мне посылки на зону слал, а долг платежом красен. – Он взял в руки колоду. – Теря, давай вдвоем партеечку раскинем.
– На что? – подозрительно спросил тот.
– Давай так: я ставлю всю Колюнину долю, а ты – иконку, что у того додика у кинотеатра отобрал.
– Хм. – У Тери заблестели глаза. Такая ставка была ему явно выгодна. – Согласен. Раздавай.
Однако через пару минут он уже разочарованно доставал из кармана почерневшую от времени иконку, которую будто бы держал в лапах летящий голубь.
ДОЖДЬ
В течение дня дождь несколько раз то затихал, то принимался вновь, и всякий раз, как только в просветах между готовых вот-вот сомкнуться туч появлялось солнышко, огромная глава Воскресенского собора и возвышающийся над ней крест начинали сиять золотом.
Каждый раз, промокнув под дождем, Андрей прибегал или приезжал домой на велосипеде, раздевался до трусов, вешал вещи на террасе, чтобы подсохли, но, как только дождь прекращался, надевал еще влажную одежду и снова спешил на улицу.
Он шел в городской парк, разбитый на высоком берегу излучины речки Истры, спускался по крутой заасфальтированной дорожке к самой реке туда, где впервые увидел Таню, потом поднимался обратно в гору, подходил к Истринскому дому культуры, к танцплощадке…
Монастырь был виден отовсюду. Андрей любовался им и в то же время видел перед собой Таню. Он с нетерпением ждал новой встречи с ней, и, как только начало смеркаться, ноги сами понесли его на улицу Песчаную. Он мурлыкал: «Я каждый жест, каждый взгляд твой в душе берегу…» и, действительно, помнил каждое слово, сказанное Таней, каждую ее улыбку, каждый нахмур ее бровей.
Света в Танином окошке не было. Андрей никак не ожидал, что Тани может не оказаться дома. «Неужели ушла гулять с подружками? – подумал он. – Черт, надо было раньше приходить! Ну ничего, подожду. Хоть всю ночь ждать буду».
И он стал ждать, хотя и готов был сейчас же помчаться на поиски любимой с самой большой скоростью, на какую был способен, подставляя ветру разгоряченное лицо. Он то стоял в тени кустов сирени, то слонялся по Песчаной и пересекающей ее улице, в любой момент надеясь увидеть Таню, возвращающуюся домой. Иногда вдалеке появлялись люди и шли в его сторону. Всякий раз у Андрея замирало сердце – не его ли это Таня? Он прятался в кусты или за деревья, поджидая, когда гуляющие приблизятся, но Тани среди них не было. Видимо, домой она не спешила.
Опять начался дождь. Андрей укрылся под огромным старым вязом, что рос напротив Таниного дома. Сначала под деревом было более-менее сухо, но вскоре крупные капли начали падать на голову, на плечи, влага тоненькими струйками потекла по спине, и он вконец вымок.
«Ничего, – утешал себя Андрей, – пусть Таня увидит, что я насквозь промок, ее дожидаясь. Пусть это будет лишним подтверждением, что я люблю ее. – Он усмехнулся. – Вчера выдержал пытку огнем, сегодня – водой, осталось только, как в сказке, медные трубы пройти». Андрей вспомнил поцелуй Насти. Вот если бы его так целовала не малолетняя сестренка, а милая Танечка…
Вдруг в окошке, с которого Андрей не сводил глаз, зажегся свет!
