– Девушка, ты нашла его? – раздался вдруг хрипатый старческий голос.
Андрей понял, что вопрос обращен к нему, и в панике метнулся обратно, к выходу из каменного подвала, успев лишь заметить тускнеющий силуэт летящего голубя на том самом месте, где секундой назад видны были дрожащие пальцы…»
* * *
Отложив рукопись, Виктор Кармазов задумался, что же нарисовать на чудесной страничке. Понятно, что себя семнадцатилетнего и рядом – русалочку Таню, но в какой именно момент? Может быть, сразу после того, как Андрей пошел выяснять, кто это в соседнем доме молится или произносит заклинание? Нарисовать себя среди кустов сирени в Танином дворе и, воплотившись вживую в том самом месте и в то самое время, легонько постучать в ее окошко. Она обязательно откроет окошко и узнает парня, которого видела днем на пляже… Но что дальше? Нет, идея неудачная. Если уж знакомиться, так в типичном для этого месте, на той же танцплощадке. Виктор хорошо помнил ту истринскую танцплощадку, которая теперь не существовала. Прекратил существование и тир, который был рядом с ней, не работал старый кинотеатр – ближе к центру города построили новый, современный. Жаль, конечно, но что поделаешь…Танцплощадку окружали высокие тополя, которые Виктор тоже нарисовал, как и танцующие и целующиеся под ними парочки, как и толпу на самой танцплощадке, как и небольшую сцену с музыкантами. Нарисовал и перелезающего через ограду разгоряченного мужчину в белой рубашке, расстегнутой на объемистом животе, нарисовал и себя – позади толпы, внимание которой было поглощено этим самым мужиком. Последнюю точку в рисунке ставить не стал. Успеется. «Антон! Только он может помочь. Только бы он не уехал по каким-нибудь делам из своей деревни! Только бы застать его дома!» – думал Виктор, глядя в окно электрички, которая должна была довезти его до платформы Скоротово. Сегодня у Кармазова отгул, на работу предстояло выйти завтра, во вторую смену. Времени впереди было предостаточно, главное – встретиться с Антоном, иначе поездка не имела смысла. Никому другому, кроме незрячего друга, Виктор не мог позволить прикоснуться к чудесной страничке.
Ну вот как показать и рассказать о свойствах странички, к примеру, Никите, или Джону Маленькому, или Эмерсону? Какова будет их реакция? Большинство людей в чудеса не верят, но хотят верить. Ведь верят же в воскрешение Бога. Почему – непонятно. Сообразуясь со здравым смыслом, не мог он воскреснуть, и все тут. А люди верят. У того же Никиты в углу комнаты иконы висят, и когда однажды Виктор сказал в связи с этим что-то ироничное, друг нахмурился и потребовал, чтобы тот не кощунствовал.
И Никита, и Джон не просто видели чудесные страницы с его рисунками, но заподозрили, что с ними что-то не так. Не просто заподозрили, а наверняка сделали какие-то выводы, не напрасно же и тот и другой приезжали к нему домой и этими страницами интересовались.
Допустим, можно рискнуть и рассказать одному из них о творящихся в связи со страничкой чудесах. И попросить, как попросил он Антона, стереть рисунок через две минуты, а самому поставить последнюю точку и воплотиться в прежней жизни. Картинка на чудесной страничке начнет меняться, и Никита или Джон, глядя на нее, поймут, что в руках у них настоящее чудо. А чудо должно принадлежать только одному…
Двери в дом ни Антон, ни его матушка, с утра до вечера работавшая на ферме, никогда не запирали. Виктор постарался бесшумно подняться на крыльцо, вошел на терраску, открыл дверь на кухню… Антон, читавший специальную книгу для слепых, все страницы которой были в мелких пупырышках, конечно же, его услышал. И как всегда, узнал Виктора по голосу, когда тот поздоровался. Обрадовался.
– А я отгул взял, – пояснил Виктор. – Вот, решил навестить, а заодно и попросить тебя, дружище, кое о чем. Ну и выпить, конечно, хочется.
Он выставил из сумки на стол бутылку коньяка и бутылочку минералки, выложил полбуханки черного – бородинского, порезанную на ломтики любительскую колбасу и две банки рыбных консервов, которые тут же открыл раскладным ножом «Белка».
– Ты чего, Витек? – удивился Антон, слыша характерные звуки и улавливая не менее характерные запахи. – Только что мой день рождения отметили, а праздников вроде бы нет никаких?
– У меня свой праздник, дружище. – Виктор разлил по стопочкам спиртное. – Помнишь, я в твой день рождения попросил тебя рисунок на страничке уничтожить?
– Помню. Тогда ты еще попросил сделать это ровно через две минуты. А потом закричал, словно тебя током долбануло.
– Да! Ты абсолютно прав! – Виктор сунул в руку Антона стопку. – Только это меня не током долбануло, а вдохновением озарило. Типа почувствовал я, как надо правильно и талантливо картины писать. Словно бы секрет какой-то узнал, понимаешь?
– Не-а, не понимаю. – Антон поднес стопку к носу, принюхался. – Это коньяк, что ли?
– Он самый.
– Так дорогой же!
– Фигня, дружище, – сказал Виктор. – Можешь еще раз мою просьбу исполнить? То есть еще раз мой рисунок со странички ластиком стереть?
– Конечно, Витек.
– Тогда смотри, то есть извини, слушай…
– Да прекрати ты!
– Извини, дружище! Вот мы сейчас выпьем, потом ты закусишь, а потом вот этим ластиком, – Виктор вручил ластик Антону в свободную руку, – сотрешь нарисованное на вот этой странице. – Он слегка прижал его руку с ластиком к страничке, которую положил на стол. Договорились?
– Договорились.
– Только, Антон, пойми, для меня это очень-очень важно.
– Понимаю.
– Пойми, только ты мне можешь в этом деле помочь. Важно, чтобы никто другой мой рисунок не увидел.
– Пить-то будем или чего?
– Все, пьем! – Виктор еще раз чокнулся с Антоном, и, в то время как слепой основательно приложился к своей стопке, он лишь пригубил коньяка, после чего взялся за карандаш и поставил на чудесной странице в рисунке, отображающем истринскую танцплощадку конца семидесятых годов, последнюю точку.
«…Не вернется вновь, не вернется вновь, не вернется вновь это лето к нам», – допели музыканты, в то время как дружинники выводили с танцплощадки мужика в белой рубашке, только что спрыгнувшего с ограды на дощатый пол. «А вот ко мне лето вернулось!» – улыбнувшись, подумал Виктор Кармазов и бочком втиснулся в толпу. На сцене солист взял на гитаре аккорд и запел популярную в конце семидесятых песню Юрия Антонова: «Тополей густые кроны золотом горят, я сижу у телефона третий день подряд…»
Толпа пришла в движение, танец скорее был быстрый, чем медленный. Виктор, стараясь подражать остальным танцующим, не мог про себя не отметить, как же все-таки изменилась мода всего за несколько лет. Танцевал он неплохо, но все же больше любил наблюдать за этим действом со стороны. Учитывая, что с минуты на минуту на танцплощадке должна была появиться Таня, он стал протискиваться поближе к входу.
Как все-таки здорово было знать, что именно произойдет в следующее мгновение! Под свист и радостные возгласы толпы музыканты закончили «Телефонную связь» и после короткой паузы заиграли «Иволгу». Таня и ее горбоносая подружка Ольга отдали контрамарки контролерам и по трем ступенькам поднялись на площадку.
