– Погодь, – остановил Овчинников собравшегося выйти из машины Виктора. – За мной ведь тоже должок. Давай-ка я тебя до дома доброшу…
Проснувшись, Виктор Кармазов первым делом поставил послушать «Пикник» и, пока Эдмунд Шклярский пел про иероглиф, про праздник и про ночь, принял душ, попил чайку с бутербродом. Голова почти не болела – хорошо, что вчера половинил, даже четвертинил. На столе перед ним лежал томик Чернышевского с двумя чудесными страничками, точнее – с одной целой, с другой – порванной на четыре части.
Когда кружка осталась пустой, он открыл томик и на одной чудесной четвертинке быстро нарисовал эту кружку, но доверху наполненную чаем. Закрыл глаза и открыл – кружка на столе осталась пустой, чего, собственно, он и боялся.
Художник подрисовал на ободке кружки рыжего таракана, напротив него – чайную ложку, наполненную сахарным песком и, отложив карандаш, пошел в ванную комнату. Когда вернулся на кухню, ничего не изменилось ни с кружкой, стоявшей на столе, ни на рисунке: таракан не сдвинулся с места, сахарный песок с ложки в чай не пересыпался. Испортилась страничка, потеряла свои чудесные свойства!
На всякий случай выбрасывать обрывки Виктор не стал, убрал все в ту же книгу. Занес карандаш над пока что целой страницей. Чернышевский спрашивал: «Что делать?», Виктор задумался: «Что нарисовать?» Так, для начала бутылку пива в холодильнике – бутылку импортного пива, польского…
Да! Бутылка оказалась в холодильнике, холодненькая! Виктор открыл ее и жадно припал к горлышку. Бросил взгляд на рисунок – темное стекло не позволяло видеть, уменьшилось ли количество напитка в бутылке, но крышки на ней не было! Допив пиво, стер ластиком нарисованное и прислушался к себе – ощущение, что пил любимый напиток, не пропало. Впрочем, как и не исчезли на его спине царапины, оставленные Лилей. Да, последнюю чудесную страничку надо было беречь как зеницу ока. Но лучше – заиметь еще один чудесный блокнот. Виктор почему-то был уверен, что в квартире у Александра Ивановича где-нибудь на антресолях обязательно завалялся еще один такой же.
Благодаря вчерашнему происшествию предлог навестить соседа имелся, чем Виктор и решил воспользоваться без предварительного звонка. Для начала зашел в магазин и купил бутылку коньяка. Конечно, можно было эту бутылку нарисовать, будто она хранится у него в холодильнике, но по таким пустякам лишний раз использовать чудесную страницу не хотелось. Тем более на такое дело не грех было потратить вчерашние чаевые. К коньяку повезло прикупить лимон, а также четыре шоколадки-медальки в золотистой фольге.
Вместо Александра Ивановича дверь ему открыла Верочка – та самая новенькая кассирша, из-за которой Виктор вчера задержался в магазине, как следствие, получил бутылкой по голове и так далее. Виктору как-то сразу стало не по себе – все-таки такая молодая симпатичная девушка и сошлась с Александром Ивановичем, который ей в отцы годится. Но тут же вспомнил, что сосед назвал ее племянницей, дочерью своего родного брата. От сердца отлегло.
– Здравствуй, Верочка! – улыбнулся он девушке, будто давней знакомой, и весело подмигнул.
– Ой! Здрасте! – Верочка захлопала длиннющими черными ресницами и, как и вчера, слегка зарделась.
– Александр Иванович дома?
– Дядя Саша на какой-то Птичий рынок уехал…
– А-а-а… понятно.
– Вы проходите, пожалуйста. – Девушка посторонилась, и Виктор, чуть помедлив, переступил порог.
– Верочка, зачем же на «вы»? Я же тебе не дядя.
– А я с дядей как раз на «ты» разговариваю.
– Ну и правильно. Чего церемонии разводить! Ты, кстати, откуда приехала?
– Из Серпухова. Это город такой, в девяноста девяти километрах от Москвы…
– Да знаю, я, Верочка, знаю. Мы с твоим дядей туда на Цимлянку пару раз рыбачить ездили.
– Дядя Саша, как и я, в Серпухове родился, – обрадованно доложила она. – Потом в Истру переехал, а уж оттуда – сюда, в столицу.
– И когда Александр Иванович вернуться обещал?
– Не сказал. Он совсем недавно уехал…
Виктор тяжело вздохнул – похоже, сегодня с поисками чудесного блокнота ничего не получится. Но почему бы не попытаться приятно провести время с серпуховской красавицей. Он узнал ее на одном из фотоснимков в аккуратных рамочках, развешанных на стенах, – видимо, сделанном во время выпускного вечера. Еще на одном снимке, с роскошным букетом роз в руках, она, счастливо улыбающаяся, стояла рядом с приобнявшим ее за плечи серьезным мужчиной.
– Верочка, а ты отечественную рок-музыку слушаешь?
– Слушаю. – Она вроде бы собиралась провести гостя из коридора в комнату, но тут начала перечислять: – «Воскресенье», «Наутилус Помпилиус»…
– А группу «Кино» с Виктором Цоем? – перебил ее Виктор.
– Люблю.
– А группу «Пикник»?
– Эдмунда Шклярского – обожаю!
– Так пойдем ко мне домой, – не стал тянуть кота за хвост Виктор. – Мне вчера две новых записи дали – как раз Цоя и Шклярского.
– Как пойдем? – не поняла Верочка.
– Да я в этом же доме живу, в соседнем подъезде. Ты можешь даже шлепанцы не снимать – на улице сухо.
– Ой, нет, я лучше переобуюсь!
Верочка к тому же переоделась, и на это у нее ушло не больше трех минут. Теперь вместо футболки и юбочки на ней были сорочка и джинсы, а на ногах – кроссовки. Симпатич-ненько, но… Еще через три минуты они оказались дома у Виктора.
Для гостей у него были припасены три пары тапочек, и ту, которая поновей, он предложил Верочке. Провел гостью в комнату, усадил на диван, вручил наушники и, не спрашивая, что именно для начала она хотела бы послушать, завел «Пикник». Так же не спрашивая, готова ли она выпить еще до обеда, деловито выставил на стол коньяк, выложил на одно блюдечко шоколадки, на другое – лимон. Чтобы порезать лимон, сбегал на кухню за ножом, затем принес две хрустальные рюмки. Казалось, погрузившейся в музыку Верочке нет никакого дела до этих приготовлений. Она даже как бы удивилась, когда Виктор бережно снял с нее наушники, вытащил штекер из магнитофона и кивнул на сервированный стол:
– Вот хотел с твоим дядей выпить. Отблагодарить, так сказать, за то, что вчера вовремя мне на помощь пришел. Вместе с тобой…
– Но я не…
– Спасибо тебе, Верочка. – Виктор взял наполненные рюмки и одну поднес девушке, которую она приняла с некоторым замешательством. – Давай, – предупреждая новые возражения, он чокнулся своей рюмкой с ее. – За мое здоровье!
Выпил, закусил долькой лимона и, подмигнув Верочке, протянул ей и лимончик, и шоколадку. Волей-неволей ей тоже пришлось выпить. Щечки у молоденькой кассирши сразу порозовели.
– А вы узнали, кто вас вчера ударил? – спросила она, закусывая лимон шоколадкой.
– Конечно, узнал. – Он вновь наполнил рюмки коньяком. – Мужик, судя по всему, душевнобольной. Он ведь, когда меня бутылкой по башке вырубил, вытащил у меня из кобуры пистолет – хотел нашу машину грабануть. Я вовремя успел его догнать и остановить. Морду набил, пистолет отобрал, хотел связать, да он вывернулся и удрал. Стрелять в спину я ему не стал.
