Утром Елена проснулась мрачная, с дикой головной болью, будто с похмелья. Накануне венец из роз она спрятала в сундук, под тряпки Медеи, и, проснувшись, первым делом бросилась проверять, на месте ли он. Александр спал в соседней горнице, Поликарп, как обычно, дрых на крыше дольмена. Она не представляла, что делать с венцом, не с собой же его тащить, еще потеряешь или поломаешь ненароком, но и оставлять здесь сокровище тоже ведь нельзя! В конце концов она придумала: завязала венец в Медеин платок, положила тяжелый узел в целлофановый пакет, потом пакет сунула в другой пакет, а тот – еще в один, и закопала мешок с венцом в кадку, где рос столетник, пусть попробуют догадаться, где искать. Кадку со столетником занесли в дом, так же, как остальные воскресшие растения.
Поликарп сказал, что, прежде чем отправиться на поиски батюшки, им предстоит одно очень важное дело. Он даже не дал им позавтракать, велев Елене взять с собой ячменя в мешочке и немного соли, заткнул за мочальный пояс топор – и троица налегке двинулась в горы.
Оставив позади поселок и то спускаясь, то поднимаясь, чаще поднимаясь, путники, пройдя километров шесть, вышли на довольно ровное, травянистое место, с левого края которого тянулась косая, густо поросшая ожиной низина. Бомж, когда Саша в полный голос стал спрашивать «И что дальше?», принялся шикать и приложил палец к губам, кивая в сторону поля, обведенного цепью далеких гор, на том конце которого паслось облачное стадо овец. Александр пожал плечами, как бы говоря: ну и что? Ну, пасутся овцы, а нам-то что за дело? Елена тоже мало что понимала. Но она уже верила Поликарпу почти безоговорочно. Он знает, что делает… Александр мал еще ему указывать. Они стояли под сенью высоких буков, а подлесок из кустов боярышника, рододендрона и клекачки надежно скрывал их, даже гиганта-бомжа, так как кусты были три-четыре метра высотой. Поликарп зашептал:
– Ждите меня здесь. Не разговаривайте – ветер дует в ту сторону. Я скоро.
Сняв свою яркую клетчатую рубаху, он сунул ее Елене, топор вручил Александру и побежал вначале на четвереньках, стараясь держаться ближе к колючим кустам ожины, заросли которой доходили до самого стада, а после лег на землю и пополз по-пластунски, извиваясь всем своим громадным мускулистым телом в синих штанах.
Пастух, старый дед, сидел по ту сторону стада и читал газету. Бомж подполз уже к крайним овцам, передовой куст ожины скрывал его, наверное, он выбирал момент. «Может, там и Галактиона Хаштария овцы пасутся», – подумала Елена. Нет, стадо слишком большое: пластунские грузины не держали столько овец, теперь редко у кого есть овцы, говорил как-то Галактион. Видимо, это овцы шапсугов, чей аул находится по ту сторону гор, наверно, там, на их стороне, уже не осталось травы, и старик пригнал овец сюда. Вон на нем и папаха, каких грузины отродясь не носили. Тогда где-то здесь должен быть балаган, сооруженный шапсугом. Елена пригляделась и приметила на дальнем конце поля сплетенный из гибких прутьев фундука и накрытый буркой походный дом горца. А собаки?! Где-то рядом должны быть собаки! Бомж подполз к ногам пасущихся овец и, улучив момент, одним движением опрокинул на спину заблеявшее животное, остальные прянули в сторону. Взвалив овцу на плечи, Поликарп понесся прочь. Старик на том конце поля вскочил, побежал к балагану, но Поликарп, не успел пастух преодолеть и четверти пути, был уже здесь, рядом с бабушкой и внуком, под деревьями.
– Бегите, – заорал бомж, и они побежали.
Елена, оглянувшись, увидела: Поликарп бросил белорунную овцу на землю, достал из карманов пеньковые веревки, двумя движениями скрутил ими передние и задние ноги животного, опять забросил овцу себе на плечи и побежал следом. Овца подпрыгивала на его плечах и жалобно блеяла. Бомж, несмотря на заплечный груз, мигом догнал их. Раздался винтовочный выстрел, прозвучавший вхолостую. Потом собачий лай. Елена отстала от своих, она бежала по тропе, петлявшей под деревьями, среди низких, но таких колючих кустов иглицы, слыша за спиной дробный топоток собачьих лап. Не выдержав, она обернулась – и увидела в четырех шагах от себя двух громадных кавказских овчарок, готовых ринуться на нее. Поликарп, оглянувшись, тоже увидел псов и, не бросая своей добычи, в три прыжка подскочил к Елене и остановился, уставившись в собак своими черными очками. В этот момент и Александр с топором наперевес подбежал к овчаркам. Но вдруг разогнавшиеся псы, с лету едва не ткнувшись в ноги бомжа, стали как вкопанные и, заскулив, поджали хвосты и с жалобным воем бросились наутек, вон из лесу, обратно, к привычным запахам: овец, хозяина и травы.
– Они нас испугались! – захохотал Александр и взмахнул взблеснувшим топориком.
Теперь троица уже не бежала, а шла скорым шагом, и через какое-то время Поликарп остановился и положил овцу на землю. Деревья расступились, образовав полянку, место было чистое, не протягивала свои утыканные шипами лианы дротянка, похожая на колючую проволоку, не высовывали шипы ожина с иглицей. Поликарп присел перед связанной овцой на корточки и воскликнул:
– Прекрасноволосая, быстроногий, идите сюда!
Они подошли, он раздвинул овце губы, и в овечьем оскале открылись крупные золотые зубы.
– Ни хрена себе! – воскликнул Александр. – Какой это дурак овце зубы вставил?
– Вставил?! – закричал бомж. – Это чудесная, восхитительная, прекрасная овца! Поверьте, на своем веку я перевидал немало овец! И ни разу не встречал золотозубую. А у меня большое стадо. Очень большое. Я думаю, такую овцу не найдешь ни по ту, ни по эту сторону хребта!
Он погладил животное:
– Хорошая, добрая овечка. Самая лучшая овечка. И совсем молоденькая.
– И что мы с ней будем делать? – спросил Саша. – Продадим? Или… черт, маме для репортажа как раз бы сгодилась! Ведь это сенсация! Скажи, Лен?
– Мы принесем золотозубую в жертву, – торжествующе проговорил бомж. – Для того мы ее и похитили. Я давно слежу за этим стадом.
– В жертву?! – хором воскликнули бабушка с внуком и переглянулись.
– В первый раз я не сделал этого, и вот: поиски не увенчались успехом. То, что нам попалась такая редкая овца, – это знак! На сей раз все будет по-другому. Лучшая из овец поможет нам. Да!
– А разве, разве… вы не христианин? – воскликнула Елена, с подозрением уставившись в лицо Поликарпа. Бомж подарил ей украденный из какого-то музея венец – и она растаяла. Вон он как ловко занимается воровством, украл овцу – может украсть и что-нибудь другое, что угодно утащит! Он полностью усыпил ее бдительность. Ему что-то нужно от них – вот он и старается. Но что? У них же нет ничего… Может быть, книга Медеи? Но он давно мог бы украсть ее, если бы захотел.
– На вас же крест, – продолжала она. – Какое жертвоприношение?! Вы что?
– Все боги любят жертвы, – бормотал бомж. – В той или иной форме. В том или ином виде. Хоть она и говорила, что Бог – сам жертва. Но другие… Ведь есть и другие, да-с! И потом… – Бомж посмотрел на них, притихших, и добавил: – В любом случае ее бы съели. Рано или поздно. Это же овца. Я не ем мяса, кроме… кроме жертвенного, да и вам нужно подкрепиться перед дальней дорогой, вспомните, мы же не завтракали. Вот сейчас и пожарим мясо.
