Она пыталась разозлиться на Григория, но почему-то злилась только на себя. И от этих мыслей до того не хотелось жить, что Троянда завороженным взором вперялась в темно-зеленую бездонную глубь канала, мечтая о тишине и покое. Но кончать с собой в третий раз – это уж просто фарс какой-то! И… и вдобавок ей так хотелось увидеть Григория!
И вот наконец этот день настал.
Троянда часа два с самого раннего утра наряжалась, не в силах выбрать лучшего среди лучших своих нарядов, пока в ее гардеробную не вошел Аретино и не спросил, что это она делает.
– Ну ты же не хочешь, чтобы я выглядела перед знаменитым Барбаруссой как девчонка-оборванка! – раздраженно выпалила она. – Одеваюсь, что же еще я могу делать!
– Если ты хочешь произвести неотразимое впечатление на Хайреддина, тебе лучше раздеться, – хмыкнул Аретино. – Этот ренегат без ума от белокожих женщин. Ну а если серьезно: можешь надеть что угодно, потому что у Барбаруссы не будет возможности оценить твои старания.
– То есть как? Он что, не едет? Встреча не состоится?! – в ужасе возопила Троянда, у которой обморочно подкосились ноги, стоило только представить, что она не встретится с Григорием.
– Молчи, молчи! – замахал руками Аретино. – Тише! Он уже приехал, он уже здесь. И встреча, конечно, состоится. Но даже и думать забудь появиться там!
– Это еще почему? – грозно свела брови Троянда. – Да когда мне еще представится случай повидать великого Барбаруссу?!
– Надеюсь, никогда, – сказал, как отрезал, Аретино. – Большое дело, подумаешь – рыжий турок! И не закатывай истерик! – категорично выставил он ладонь, увидев, что глаза Троянды налились слезами. – Я же о тебе беспокоюсь. Ты слишком уж красива! Я совсем не хочу, чтобы Хайреддин пленился тобой, а потом Венеция снова подверглась разграблению.
– Венеция?! Из-за меня?! – фыркнула Троянда. – Целый город – из-за одной женщины?!
– Представь себе, – очень серьезно произнес Аретино. – Ты никогда не слышала, что он учинил ради Юлии Гонзаго? Это была молодая вдова, графиня Фонди, слава о красоте которой разнеслась по всей Италии. Ходили слухи, что стихи в ее честь слагали двести восемьдесят поэтов! Конечно, при слухах об этой красавице сердце Барбаруссы разгорелось, однако он сохранил присутствие духа, потому что был хорошим политиком. Эту жемчужину он решил добыть не для себя, а для своего государя: ведь Сулейман I гордился своим гаремом. Итак, вперед, на Фонди, где живет графиня! Суда пристали к берегу ночью, и янычары Барбаруссы бросились к замку. Слишком поздно! Успели дать тревогу, и графиня в одной ночной рубашке ускакала верхом в сопровождении слуги. Барбарусса, разъяренный вестью об исчезновении красавицы, решил наказать Фонди и отдал город воинам на четыре часа. По истечении этого времени в городе остались одни трупы, а корабли Барбаруссы осели под тяжестью награбленного… Поняла теперь, почему я не хочу показывать тебя Хайреддину?
– Ты мне льстишь! – криво улыбнулась Троянда.
– Вовсе нет, моя несравненная северная роза! – С этими словами Аретино поцеловал ей руку и вышел, еще раз строго-настрого приказав носа не высовывать из своих комнат и подальше спрятать все эти роскошные платья.
Яростно отерев слезы, Троянда так и сделала. Собрав платья в тяжелую охапку, она с ненавистью швырнула их в угол и достала из сундука совсем другую одежду: ее она не надевала уже две недели, после того как, выстирав и почистив, сложила в этот сундук. Та самая голубая юбка с алыми цветами, и высокий бархатный корсаж, и белая рубашонка с широкими кружевными рукавами, и тонкий платок, кокетливо стянувший бедра. Все, что осталось ей на память… Конечно, она постарается не попадаться на глаза страшному Барбаруссе, однако увидеть Григория ей не помешает никакая сила! А если повезет и они невзначай столкнутся в каком-нибудь узком переходе, он увидит на Троянде этот наряд и, может быть, поймет… О том, что должен понять Григорий, лучше было не думать, не терзать себя. Не для нее он! Не для нее! Но хоть увидеть в последний раз… хоть увидеть!
Торопливо одевшись и заплетя волосы в косу, Троянда выскользнула из комнаты и со всех ног понеслась к кабинету Аретино, надеясь затаиться где-нибудь за пологом, чтобы без помех поглядеть на Григория.
Ей не повезло: русские уже прибыли, и подходы к кабинету охраняли несколько bravi. Троянда отошла под прикрытие портьер, размышляя, как прорваться в кабинет, как вдруг оттуда вышел оживленный Аретино.
– Все тихо? – спросил он, понизив голос.
– Да, синьор, – поклонился начальник охраны.
– Отлично. Последите за русскими, чтобы не сунули нос куда не надо. Я сейчас приведу Барбаруссу! – При последних словах Аретино многозначительно воздел палец – и вдруг двинулся прямо к тому месту, где пряталась Троянда.
Она едва успела отпрянуть, изготовившись шмыгнуть в сторону, но запуталась в портьере и застыла ни жива ни мертва, даже дышать перестала. По счастью, Аретино был слишком возбужден и, пролетев мимо нее, как пушечное ядро, ворвался в комнату, которая была, как видела Троянда, совершенно пустой. Однако Аретино заявил, что приведет отсюда Барбаруссу…
«Что ж, под столом он прячется или в шкафу?» – усмехнулась Троянда, и тут же ей стало не до смеха: Аретино и в самом деле открыл тяжелый поставец с серебряными кубками, стукнул в заднюю стенку и сказал устрашающим шепотом:
– Эй ты! Давай вылазь!
С того места, где замерла стянутая портьерою Троянда, было прекрасно видно, как задняя стенка вместе с полками бесшумно отъехала в сторону, и в темном проеме появилась какая-то сверкающая фигура. Однако она оказалась слишком громоздкой, и Аретино пришлось буквально вытащить человека из поставца. После этой процедуры долгополый кафтан его съехал на одно плечо, да и пышный тюрбан перекосился, однако все равно облик его производил ошеломляющее впечатление. Сказать, что одет он был роскошно, – значило не сказать ничего. «Сам Соломон во всей славе своей!» – восхищенно подумала Троянда, невольно щурясь от блеска золотой и серебряной парчи, а также многочисленных драгоценностей, которыми был украшен, увешан, увенчан и унизан незнакомец. На нем просто живого места не было, разве что борода – окладистая рыжая, вернее, красная борода, закрывавшая пол-лица, – не увита бриллиантовыми или жемчужными нитями. Это была настоящая восточная, вызывающая, сказочная, баснословная роскошь, и оставалось только бессильно воображать, как же наряжается Барбарусса, когда отправляется, например, к своему султану, если он так одет для деловых переговоров по выкупу одного из многих тысяч своих пленников! Впрочем, кажется, эта встреча немало значила для Барбаруссы, ибо, едва поправив сбившийся тюрбан, он взволнованно спросил:
– Ну что?
Голос его показался Троянде слишком тонким для столь громоздкого человека.
– Все хорошо, – успокаивающе кивнул Аретино. – Их только двое. Младший остался на корабле.
– Ну, я не верил, что его уговорят! – покачал головой, вернее, своим несусветным тюрбаном Барбарусса, и Троянда поразилась тому, как чисто говорит по-итальянски этот турок. Впрочем, он же пират, а ведь всем известно, что каждый пират в совершенстве владеет несколькими языками. Однако гораздо больше ее заинтересовал предмет их разговора. Значит, на встречу с Барбаруссой пришли только Григорий с Васяткой: «младший» – это Прокопий, и он не явился. Почему? Ведь сам Барбарусса некогда послал его за выкупом за него самого и за отца. Нет, все понятно: Григорий опасается подвоха со стороны Аретино или этого пирата. Своей жизнью он готов рисковать без раздумья, Васятку голыми руками не возьмешь, он не то что трех-четырех, и десяток аретиновских bravi в клочки разорвет! А вот за тщедушного Прокопия они опасались… Правда, непонятно, почему его присутствие или отсутствие так тревожило пирата.
