Любопытно. Оливер ни разу не общался с кем-то, кто чувствовал, что деньги предполагают ответственность.
– Ты можешь отдать все деньги на благотворительность. Но Элис могла сделать это сама. Ведь она отдала их тебе. Интересно – почему?
Люси остановилась и с пониманием посмотрела на него:
– Я бы тоже хотела об этом узнать. Было бы легче всем, если бы она доверила нам свой маленький секрет, не так ли?
Оливеру стало не по себе. Неужели он ошибся в отношении Люси? Он кружил вокруг нее, желая выяснить, что она на самом деле затеяла, а она оказалась добрым, заботливым и умным человеком.
Либо она величайшая мошенница из всех, кого он знал.
– Это моя любимая часть музея, – сказала она, когда они вошли в зал с картинами и скульптурами в стиле сюрреализма.
– Да? Я ничего в этом не понимаю. – Оливер указал на большую картину напротив. – Что это такое?
Люси вздохнула и подошла к нему. Она изучала картину, а Оливер вдыхал интригующий аромат ее духов и разглядывал сверкающие рубины в ее ушах.
– Это похоже на детский рисунок карандашами, – произнес он.
– Автор этой популярной картины Жоан Миро.
– Никогда о ней не слышал.
– Художник – мужчина, – уточнила она. – Эта картина – часть серии «Созвездие», созданной в начале 1940-х годов, и на самом деле она одна из моих любимых. Она называется «Прекрасная птица, открывающая неизведанное двум влюбленным».
Оливер снова обратил внимание на картину, стараясь увидеть то, что в ней увидела Люси. Он не нашел ни красивых, ни уродливых птиц, ни влюбленных. На полотне красовались куча черных кругов и треугольников, разбросанных по коричневому фону, и парочка глаз. Оливер наклонил голову набок, но это не помогло. Картина казалась ему бессмысленной.
– Слушайте, мисс Искусствовед, похвастайтесь своим опытом и объясните мне смысл этой картины.
– Ладно. – Люси уверенно кивнула. – Эта картина отличается от остальных упрощенной цветовой палитрой и линейными фигурами, имитирующими созвездия ночного неба. Я всегда ценила в этой картине чувство радости, несмотря на хаос, который отражал жизнь художника, – в то время Европу раздирали войны. Он работал над картинами во время гражданской войны в Испании и бежал от немецкого наступления во Францию, захватив с собой только коллекцию своих картин. Он говорил, что работа над этой серией помогает ему отвлечься от трагедии войны. Он радовался возможности убежать, и я вижу это в его работах. Посмотри, как он изобразил спокойствие ночи, восторженный танец звезд…
Люси продолжала говорить о картине, но Оливеру было гораздо интереснее наблюдать за ней. Казалось, она наконец-то попала в свою стихию. Она больше не была рыбой, выброшенной на берег, среди богачей этого благотворительного мероприятия. Она была экспертом по современному искусству. Ее карие глаза мерцали, а лицо сияло от волнения. Люси стала потрясающе красивой. Он смотрел на ее алые губы и желал их поцеловать.
– Оливер?
Он отвел взгляд от ее губ и посмотрел ей в глаза, в которых читался задор.
– Да?
– Ты меня совсем не слушаешь. Тебе ужасно скучно. Но ведь ты сам просил меня рассказать тебе о картине.
– Да. Я слушал, – солгал он. – Меня просто отвлекла красота.
Люси ухмыльнулась и повернулась к картине:
– Она прекрасна, верно?
– Я говорил о тебе.
Люси повернула голову в его сторону и ахнула. Ее алые губы расплылись в мягкой улыбке.
– Знаешь, в прошлый раз, когда я сказал, что ты красивая, ты поцеловала меня. И врезала мне. Но сначала ты меня поцеловала.
Люси поджала губы.
– Да, но я не собираюсь делать ни первого, ни второго, что бы ты ни говорил. – Она отпила шампанское и продолжила гулять по выставке.
Оливер усмехнулся и поспешил догнать Люси.
– Эта часть музея посвящена работам шестидесятых годов, – сказала Люси, когда они завернули за угол. Она не хотела говорить о комплиментах Оливера и вспоминать их поцелуи на предродительной вечеринке.
Ей было трудно подстроится под его резкую смену тактики. Она не знала наверняка, что он задумал, поэтому решила держаться с ним настороженно. Ей не нужны новые неприятности.
Напротив них была знаменитая серия картин Ива Кляйна. Она много изучала его работы в университете, поскольку его художественные приемы были довольно скандальными.
– Я думаю, тебе понравится эта коллекция Ива Кляйна. Она называется «Антропометрия эпохи синего».
Оливер нахмурился и посмотрел на первое полотно.
– Я вижу только гигантское белое полотно с синими мазками.
Люси улыбнулась:
– Кляйн был скорее артистом, чем художником. Он создавал все свои работы с живой аудиторией и оркестровой музыкой. Его самая известная картина была продана на аукционе за тридцать шесть миллионов долларов в 2012 году.
У Оливера отвисла челюсть.
– Я не понимаю, как можно восхищаться этой ерундой, – сказал он.
Люси положила ладонь ему на плечо и приподнялась на цыпочки, а потом прошептала ему на ухо:
– Он рисовал обнаженными женщинами.
Оливер сильнее нахмурился.
– Значит, он рисовал обнаженных женщин, стоящих вокруг него?
– Нет. Он не пользовался кистями. На самом деле он даже не прикасался к холсту. Он использовал так называемые «живые кисти». Он буквально рисовал с помощью красивых обнаженных женщин, обмазанных краской. Или выжигал факелом тени, которые они отбрасывали на холст.
– Ты серьезно?
Люси кивнула:
– Я смотрела видеозаписи его выставок, и они были поразительно зрелищными. Только представь, как все эти зажиточные любители искусства приходят в музей, а там их встречает мужчина в смокинге и пять-шесть молодых, привлекательных и обнаженных женщин. Они сидели и смотрели, как женщины намазываются краской, а потом прижимаются к холсту по указанию художника. На самом деле Кляйн был скорее режиссером, обучая женщин создавать фигуры и образы, которые ему требовались. С музыкой и специальным освещением такой перформанс выглядел очень чувственно.
Оливер прищурился, глядя на полотно, но Люси была уверена, что он ничего не понимает.
Люси встала между ним и картиной.
– Представь меня обнаженной, – сказала она с улыбкой. – На полу стоят ведра с синей краской. Я втираю краску в свою кожу, а потом прижимаюсь к холсту. – Она попыталась встать так, чтобы имитировать отпечаток на картине. – Теперь ты понимаешь?
Оливер не ответил. Он смотрел на нее с вожделением.
– Теперь я понимаю, – произнес он, не глядя на картину, и подошел к Люси вплотную.
