— Знаешь, — очень тихо, спокойно начинает Левин, — ведь можно что-то придумать. Я бы забрал тебя с собой, честное слово! Может быть, я уеду, проучусь, сколько надо, потом получу гражданство — со спортсменами это делается быстро — и потом смогу пригласить тебя. Я слышал, скоро даже хотят одобрить брачные визы для однополых пар. Ты сможешь приехать, мы поженимся там и всё будет хорошо…
У меня ком встаёт в горле от слов Артёма. Я никогда и подумать не мог, что он так серьёзно относится ко мне, к нашим чувствам. Я даже поверить не могу в его слова, а он продолжает убеждать меня. Он говорит, что можно что-нибудь придумать, а я всё думаю о том парне, которого бил вместе с компанией Влада.
— Прости меня, — говорю, — я тебя предал. Я всё предал… Я просто дерьмо, Артём! Я не достоин всего того, что ты говоришь. Я трус и предатель.
— О чём ты?
— Я тебя предал… И себя предал… Я ненавижу себя…
— Димка! Да что ты говоришь? Что значит предал?
Мне так хочется рассказать Артёму. Рассказать обо всём, что произошло и заплакать, уткнувшись в его плечо. Но я боюсь. Что если он и говорить со мной больше не захочет, когда узнает о том парне. Ведь я же мог не бить его, я же мог заступиться… А я получается…
Глава 19. Артём
Порыв холодного ветра обдувает моё лицо. Мы сидим на крыше с Димкой, и ему — я вижу — совсем плохо. Он на грани срыва и едва не плачет. А потом начинает говорить про какое-то предательство. Он всё твердит, что предал меня и себя, а я совсем не понимаю, к чему он. Потом до меня вдруг доходит. Он, наверное, догадался как-то, что я ему изменил. Догадался и теперь хочет вывести меня на чистую воду, заставить признаться. Не знаю, говорят же, что есть какое-то шестое чувство. А может, у меня на лице всё написано. Я не знаю, как можно о таком догадаться, но Андрей мне говорил не раз, что я хреново умею врать, и что когда любишь, то всё-всё чувствуешь, что происходит с человеком. Димка, наверное, догадывается и просто хочет вывести меня на чистую воду.
— Я тебя предал… И себя предал… — говорит он. — Я ненавижу себя…
— Димка! — Снова вопрошаю я. — Да что ты говоришь? Что значит предал?
Я даже пугаюсь его слов, но он обрывает разговор.
— Ничего не значит, — отрезает он. — Забудь. Проехали.
И я понимаю: он в самом деле догадывается, что я трахался с кем-то, пока был в Москве. Мне так паршиво становится. Как же, неужели он так сильно меня любит, что всё чувствует? Я поверить не могу. У меня даже голова начинает кружиться. И хочется всё-всё рассказать. Хочется просить прощения за этого Мишу, за эту минуту слабости. Хочется, чтобы Димка понял и простил, и чтобы такого никогда больше не было.
— Дим, — очень серьёзно говорю я, — давай по-честному, что за предательство? О чём ты говоришь?
— Ни о чём, — отвечает он, — забудь.
— Скажи! — Настаиваю. — О чём ты думаешь? Что тебя беспокоит?
Так хочется его вывести на разговор. Я уже готов признаться ему и просить прощения. Дима, не надо было начинать этого спектакля с предательством. Это выглядит глупо. Мог бы напрямую сказать, что чувствуешь. Мог бы просто спросить, не изменял ли я тебе, и я бы сознался. Да, я гондон, поддался на понт этого Миши, проявил слабость… Но ведь я же люблю Димку, по-настоящему люблю. Значит, он поймёт. Вот сейчас скажу ему, а потом буду просить прощения. Я уже готов открыть рот, но Сорокин опережает меня.
— Был один парень, — запинаясь начинает он.
Вот так заявление — моментально проносится у меня в голове. Парень? Да ещё так несмело? Неужели Димка мне изменил! Но я не злюсь на него, конечно — у самого рыльце в пушку. Просто… Да я почти даже восхищён Сорокиным. Но где он взял этого парня?
— Я не думал, что так получится, — Димка аж трястись начинает как будто от холода.
— Да не бойся ты! Рассказывай уже!
— Погоди! Не перебивай!
И Сорокин рассказывает. Он рассказывает мне всю эту отвратительную историю с избиением парня. Не какого-то пацана с улицы или гопника, нарвавшегося на пьяных дружков Димы, а про такого же как мы, гомосексуального подростка, который осмелился согласиться на свидание с таким же как он. Димке трудно говорить об этом. Но он продолжает, и я узнаю, как они подошли, как окликнули, как начали сыпать оскорблениями, а потом бить. Ногами, все вместе. А потом и Димка. Он ударил. Не раз и не два. Меня начинает заполнять гнев. Лучше бы Сорокин изменил мне. Честное слово, хоть пять раз бы изменил — мне было бы всё равно. Я бы понял, но это… Он же сам такой, он же сам не знает, куда засунуть свой пидорский член, чтобы не спалиться… Он же сам вот так же меня вытащил когда-то на свидание… Я сжимаю зубы от злости.
— И меня бы смог так подставить? — Бросаю я.
— Нет, Артём, — тут же начинает оправдываться Дима. — Ты это другое дело… Мне самому хреново, но не мог же я…
— Что не мог? — Срываюсь я на крик и вскакиваю. — Тебе твои дружки мудаки завтра скажут, ты и меня бить будешь. Ногами, да?
— Артём… — пытается вставить что-то Димка, но мне уже наплевать на его оправдания.
— Я не ожидал, что ты такой, — говорю.
— Да какой?
— Трус и двуличный лицемер!
— Да послушай…
— Не прикасайся ко мне! Отвали! — Я сильно бью Сорокина по лицу. — Предатель!
— Прости меня! — Продолжает умолять он.
— Ты как был гопником, так и останешься!
Я быстро ухожу с крыши. Спускаюсь по железной лестнице, спрыгиваю на бетонный пол подъезда. Я нажимаю кнопку лифта, и тот срывается с места где-то очень далеко. Димка прыгает за мной, и я спешу спуститься пешком. Не хочу говорить с Сорокиным. Больше никогда не хочу. Я не ожидал такого. Никак не ожидал. Как же он мог… Не хочу его больше знать. Хочется вернуться и ещё раз вмазать Сорокину. Неужели он и меня бы мог подставить из страха быть раскрытым в компании своих друзей… Я выбегаю из подъезда в сумеречный город и бегу вдоль домов. Я сворачиваю за угол, пробегаю ещё несколько метров, огибаю дом и там останавливаюсь. Димка отстал и не найдёт меня. Я облокачиваюсь о стену и тяжело дышу, выпуская изо рта порции зимнего пара.
Я возвращаюсь домой поздно. Мама говорит, что волновалась, папа вторит ей и упрекает, что я не позвонил. Я ничего не отвечаю, стягиваю ботинки, вешаю куртку и быстро иду к себе в комнату. Я падаю на кровать прямо в одежде, накрываюсь одеялом с головой. Я вставляю наушники и включаю музыку. Мама заходит, чтобы поговорить, спрашивает что-то, но я не слышу. Я говорю, что всё нормально и чтобы она оставила меня одного.
Наверное, я погорячился с Димкой. Наверное, не стоило так. Но то, что он сделал, как поступил с тем парнем, меня вывело из себя. Я думаю о Сорокине и пытаюсь представить, как поступил бы сам на его месте. Если бы передо мной стоял такой выбор? Но никак не получается представить. У меня нет таких друзей. Нет и быть не могло. Однако я боюсь до смерти. Я боюсь не меньше Димки, что кто-то хотя бы заподозрит. И я трус-то побольше него. Зря я так вспылил. Наверное, зря. Но возмущение переполняет. Возмущение, смешанное со страхом и ненавистью. А если бы на месте того парня оказался я? Если бы наивно повёлся на разводку с сайта и пришёл на встречу? Если бы там был я… Сорокин тоже бы ударил? Вопросы разрывают мой мозг.
