Техническое образование пришлось весьма кстати. Он быстро освоил акваланг и даже носился с идеями его усовершенствования. Но главной его страстью стала фототехника. Подводная съемка оказалась смесью науки и искусства, что означало для Сергея и работу, и хобби. Он вылезал из воды, только когда счетчик разрешенных для погружения часов был на пределе.
Постепенно шахта, суд, тортик Светы, хрупкость Милочки, партийный аппарат, вытрезвитель, свадьба, развод, лисий чай – все черепки прежней жизни превратились в стеклышки, из которых, как в калейдоскопе, складывались его воспоминания. И, как в калейдоскопе, они не ранили, не позволяли прикоснуться к себе, их можно было лишь созерцать, перетряхивать и рассматривать заново. Сергей нырял, зарабатывал деньги, отсылал их матери и дочери и старался как можно реже смотреть в этот калейдоскоп. О будущем он старался не думать. На острове это было легко. Тут вообще была тирания настоящего. Большинство здешних приезжих сбежали от прошлого и боялись заглянуть в будущее. Серега ни у кого ничего не спрашивал, но все обо всех знал.
Здесь его окрестили Серым. От солнца у него выгорели волосы и брови, вроде как посерели. Хотя он думал, что не в этом дело. Здесь все молодились, придумывали клички, будто играли в больших детей. Серый не обижался. Он понимал, что многие так зализывают и заигрывают свои раны.
Взять ту же Вику, с которой Серый сошелся на какое-то время. Подранок, теплый человечек, щедрый и благодарный. Такую бы полюбить! Это было бы справедливо и правильно по неким высшим меркам. Но не вышло. Не завелась внутри машина. Расстались как-то само собой. Как, собственно, и сошлись. Без слов, по наитию.
Еще утром он не думал, что это была их последняя ночь, и она, проснувшись, не думала об этом. Но прошел день, пришел вечер, и ноги понесли его в свое бунгало. На следующее утро он боялся встретить Вику, где-то внутри саднило. Что он ей скажет? Но не пришлось подбирать слова. Умница Вика просигналила улыбкой, что все хорошо. У него как камень с души упал. Вика твердо стояла на ногах, в ней чувствовался стержень, и Серый долго любовался ею, оглянувшись ей вслед. Как бы он хотел полюбить такую девушку!
А полюбил другую… Леся, имя какое-то собачье, под стать ему, Серому. Подруга Вики с большой земли, жесткая и наивная, с яростным счетом к жизни, бескомпромиссная и беспомощная, перфекционистка и неудачница. Серый почувствовал с первой встречи, что машина внутри него заводится, урчит и требует простора, скорости, воли. Что сейчас рванет на полной скорости в любовь, в непонятность, в будущее. А этого Серый себе не позволял, категорически не дозволял во избежание новой жизненной аварии. Поэтому он испуганно отшил Лесю. Грубо вышло, но чего уж теперь.
Но машина толкала его вперед. Он томился без ее занозистых вопросов, без дерзости, под которой прячется такая слабость, что хочется взять ее, положить себе за пазуху и нянчить, как маленькую. Ну как таких в науку берут? Она же дурочка наивная. Борец за справедливость в отдельно взятом институте. Дуреха, самая лучшая! Даже пить не умеет…
И Сергей забрал Лесю к себе в бунгало. Он делал вид, что, как и раньше, живет одним днем. Но теперь в нем поселились часы, которые царапали его своими стрелками, протыкали отсечками времени и непрерывно тикали, тикали, тикали. Даже не тикали, а громыхали, как паровые молоты. У Леси подходил к концу отпуск. Он знал это и считал дни, которые остаются до взрыва. Ходил, как будто носил в себе бомбу с часовым механизмом.
В последнюю ночь Сергей тихонько вытащил руку из-под Лесиной головы, на цыпочках вышел на улицу и лег на песок у моря. Макушка пальмы, совсем как когда-то лыжная палка на Петькином балконе, уперлась в Полярную звезду. И, как по цепочке, события отмотались назад. Как он тогда был слаб, как его размазала история с судом и с разводом, как было больно и одиноко! И как страшно, что это может повториться!..
Сергей был пуган неравным браком. Тогда сошлись дочь партийного босса и сын шахтера. И что из этого вышло? Теперь он хочет повторить эксперимент? Соединить ученую дамочку с аквалангистом? Увезти ее на шахту? Показать похороны шахтеров? Или въехать в ее квартирку и пойти на биржу труда? Кому он нужен там, на этой большой и холодной земле? Только Лесе. И насколько ее хватит? Ответов не было. Точнее, они были, но неприятные. От этих ответов не хотелось жить.
Он отпустил Лесю. Стоял и смотрел, как она убегает, как вздрагивают ее плечи от слез. Она уехала, а он остался. Часы внутри сломались, машина заглохла, он чувствовал себя складом сломанных надежд. Но лучше склад, чем груда искореженного и дымящегося металла, остающегося после аварии.
Сергей жил под водой и отбывал срок на суше. Океан был милостив к нему, там не было Лесиных следов, ничто не напоминало о ней. Он бы предпочел стать человеком-амфибией, но оставался простым аквалангистом.
На суше у Сергея дел особо не было. Только одно, но важное. Он собирал плоды потверже, сушил их, прокалывал, нанизывал на нитку. Перепробовал массу плодов и семян, сушил их на огне, на солнце, в духовке. Но они трескались, крошились, некоторые противно воняли после усушки. Сергей облазил весь остров в поисках подходящего материала, чтобы сделать для Олеси бусы. И обязательно рябинового цвета, как у Куприна, чтобы они сказали то, на что он не отважился. О любви, конечно.
Искал долго, но нашел. Бусы получились такие, что Куприн бы позавидовал. Рябиновые бусы непонятного происхождения он передал с Викой, которая исчерпала этот остров, переросла его и пошла взламывать покой на большой земле.
Сергей почувствовал такое одиночество, что хоть вой. Зачем ему этот остров без Вики, без рябиновых бус и без Леси?!
На следующий день на деревянном щитке возле бара появилось объявление: «Продаются акваланг и фотоаппарат для подводных съемок. Срочно!»
Он торопился. Вместе со вкусом тропических фруктов к нему вернулся вкус к жизни.
Наивный роман командировочной женщины
В шкафу нашлась тетрадка. Женщина 40+ узнала свой почерк. Она не особо любила компьютер, писала по старинке – от руки. Хотела выбросить, но по дороге к ведру открыла наугад. Нырнула в старую историю. Так и просидела около мусорного ведра, пока не прочитала все до конца. А дочитав, передумала выбрасывать. Отдала мне, зная мое любительское писательство: «Может, сгодится? История-то банальная, командировочная». Мне текст понравился своей наивностью. Я вообще считаю наивность проявлением ума, не замутненного опытом.
Дневник – плохой рассказчик. В нем все подгоняется под свои желания: позлить, ублажить, пожалеть, обвинить… Но разве бывает другой взгляд на мир, кроме собственного? Я расскажу эту историю так, как поняла ее, листая тетрадку.
Чтобы в голове был портрет той, кому принадлежит дневник: женщина, хороша собой, но недолго осталось. Из тех, кто говорит: «Ничего с собой не делала», нарываясь на комплименты. И получает их. В том числе от тех, кто думает: «Оно и видно». Словом, наивный роман обычной командировочной женщины.
Банальная история
Она считалась странной. В молодости было как-то не до всего. Сначала училась, потом провалилась в бессонницу материнства, затем работала. Работала агрессивно и жадно. Поход в кино в ее глазах приравнивался к побегу с зоны, в которую она сама себя определила. Сначала пыталась доказать первому мужу, что проживет без его помощи. Он в это поверил, и вариантов меньше зарабатывать у нее уже не было. Наверное, она была красивой. Так говорили. Правда, ее мама эти разговоры пресекала: «Что вы? Какая красивая? Просто эффектная». Сама она в этой дискуссии не участвовала: как-то не до того было. Конвертацию тела на квартиру никто не предлагал. А квартира была нужна. Бывший муж, конечно, не пожадничал, крыша над головой была, но над этой крышей было небо провинции. А ей нужна была Москва.
