– Он подошел ко мне, и я отошла к холодильнику. Приготовленный для Шимаханского кофе остался в чашке на буфете. – Виктория посмотрела Надежде в глаза и многозначительно проронила: – Власов стоял рядом.
– Сколько времени вы отсутствовали?
– Ему хватило бы времени бросить туда таблетки и даже их растолочь.
– Откуда такие подробности?
– Если бы на его месте была я, то непременно растолкла бы.
– Слава богу, что вы не на его месте, – Надежда поднялась на ноги. – Я все поняла. Вы не говорили об этом следователю?
– Пока нет, но планирую рассказать.
– Делайте как решили.
В кабинет зашла Ираида Самсоновна:
– С фабрики привезли ткань с твоим дизайном! Боже мой, что за прелесть!
– Я могу идти? – спросила Виктория, и Надежда сказала:
– Идите.
Глава 22
Смерть от любви
Телефон звонил и звонил. Надежда вбежала в кабинет, но схватила аппарат в тот момент, когда он уже замолчал. Отыскав в пропущенных вызовах номер, Надежда увидела, что звонила ее постоянная клиентка-искусствовед, которую она просила об одолжении.
Надежда немедленно перезвонила ей сама:
– Простите, Машенька. Оставила телефон в кабинете, пока добежала, звонок сорвался.
– Я нашла координаты специалиста и предварительно переговорила с ним. Он готов с вами встретиться.
– Огромное спасибо!
– Записывайте: Кирилл Семенович Крымов, старший научный сотрудник, знаток русской портретной живописи девятнадцатого века. Работает в Третьяковке. Звоните ему, он вас ждет.
– Очень благодарна вам, Машенька, – проговорила Надежда и, едва закончила вызов, тут же перезвонила Крымову:
– Кирилл Семенович, это Надежда Раух, с вами обо мне разговаривали…
– Я ждал вашего звонка. Желаете получить консультацию по телефону или при личной встрече?
– Лучше бы встретиться.
– Насколько я понял, вас интересует творчество Василия Сомова?
– И творчество, и все остальное, – сказала Надежда.
– Не знаю, как насчет остального, о творчестве рассказать смогу. Приедете в Галерею?
– Я нахожусь в пяти минутах ходьбы. Что, если приду сейчас?
– Приходите. Буду вас ждать в зале русской живописи девятнадцатого века.
– У портрета «Дочери купца Зотова», – уточнила Надежда Раух.
– Как пожелаете.
В распахнутом пальто Надежда бежала от Кадашевского переулка через дворы к ажурной ограде Третьяковки. Там свернула налево, потом – направо, вошла в ворота, затем в здание музея. Купила билет и целенаправленно отправилась в зал русской живописи девятнадцатого века. У знакомого портрета она увидела худого невысокого старика.
– Кирилл Семенович?
Он обернулся:
– А вы – Надежда Алексеевна. Очень приятно.
– Я хотела встретиться с вами, чтобы расспросить…
– Да вы отдышитесь, – Крымов улыбнулся. – Мы никуда не спешим.
– Я так обрадовалась, когда мне позвонила Машенька… И какое счастье, что вы работаете именно здесь.
– Вы искусствовед? – поинтересовался Крымов.
– Нет, – она покачала головой.
– Художница?
– Я – модельер. Шью одежду.
– Какое отношение имеете к живописи?
Восстановив дыхание, Надежда стала рассказывать:
– Не так давно моя мать купила копию этого портрета…
Крымов заинтересовался:
– Дочери купца Зотова? Как это случилось?
– Картина хранилась в семье потомков Зотовых.
– Как интересно… Я знал, что авторская копия портрета была написана, однако о том, что она сохранилась, мне не было известно.
– Не так давно картину у нас похитили.
– Ах, как жаль!
– Мне тоже.
– Можете о ней рассказать?
– По размеру наш портрет был значительно больше этого…
– Я знал, что он был полуфигурным! – Крымов приблизился к портрету и указал на нижнюю часть: – Как видите, оригинал пострадал. А как насчет общего впечатления?
– Наш – более душевный…
– Вот как? А что же этот?
– Он тоже хорош и аккуратно написан…
Крымов воскликнул:
– Вот! Именно это и не похоже на сложившуюся манеру Сомова. Обычно он писал смелее. Его мазки были экспрессивнее, ярче! На вашей картине стоит подпись художника?
– «В. Сомов».
– Превосходно!
Из глубины зала к ним подошла служительница и умоляюще прошептала:
– Кирилл Семенович, пожалуйста, тише…
– Простите, – Крымов раскланялся. – Буду говорить как можно тише. Простите.
Надежда спросила:
– К чему вы это все рассказали?
– Я слишком хорошо знаком с творчеством Сомова и считаю, что после смерти художника Третьяков купил всего лишь авторскую копию. Многие со мной не согласны, но таково мое мнение.
– Значит, наш портрет – оригинал?
– Вовсе не обязательно. Мы не знаем, сколько копий с этой картины написал Сомов. Чтобы подтвердить, что картина оригинальна, ее нужно исследовать. Такого рода исследования можно провести только в Третьяковской галерее в отделе научной экспертизы. У нас есть оборудование, которое позволяет исследовать полотна самой сложной структуры.
– Как жаль, что ее украли. – Надежда с сожалением покачала головой.
– И, знаете… – Крымов оживился. – С написанием этого портрета связано много странных и, я бы сказал, мистических вещей. Вам известно, что девушка, с которой писали портрет, трагически погибла?
Надежда кивнула:
– Она сгорела на пожаре.
– Факт пожара широко известен. Он случился во время бала во дворце княгини Закревской. Все началось со вспыхнувшей газовой ткани, которая соприкоснулась со свечой. В результате пожара погибло много людей, в том числе Грушенька Зотова. Она была желанной невестой с колоссальным приданым, и поглядите, как хороша! – Крымов указал на портрет. – Немудрено, что Сомов в нее влюбился.
– Я слышала историю его несчастной любви.
– Как я уже говорил, вокруг этого портрета было много всяческих разговоров. Судите сами: пожар у Закревской случился перед Рождеством в тысяча восемьсот шестьдесят третьем году. – Кирилл Семенович указал на табличку: – Картина была написана в шестьдесят четвертом. Спрашивается, как Сомов мог написать портрет после смерти портретируемой? И когда бы он успел в нее влюбиться, если к тому времени Грушенька уже умерла?
