– Это наше внутреннее дело. Посторонних в гостиной не было. Сами разберемся.
Однако охраннику от нее досталось изрядно. Он, как мог, защищался:
– Моя обязанность – сидеть за своим столом в фойе и не пропускать посторонних.
Считая, что он по-своему прав, Надежда убедила мать оставить его в покое.
Попытки восстановить время, последовательность и маршруты всех имевших доступ к портрету провалились. Охранник не смог систематизировать или хоть как-то обрисовать общую картину передвижений.
Перед тем как уйти домой, Ираида Самсоновна подошла к пустой раме, чтобы ее снять.
Надежда попросила:
– Подожди…
Сообразив, чего хочет дочь, Ираида Самсоновна с готовностью отступила в сторону. Надежда подошла к раме, закрыла глаза и погрузилась в себя. Простояв так с минуту, вздохнула.
– Ну что? – спросила Ираида Самсоновна.
Надежда виновато посмотрела на мать:
– Пока не понимаю…
– Сколько раз тебе говорила… – Ираида Самсоновна сняла раму с крючка и отнесла за стойку администратора. – Привычка закрывать глаза и слушать себя – сущая глупость. В детстве – куда ни шло. Но чтобы взрослая, тридцатидвухлетняя женщина занималась подобными глупостями…
– Мама, я видела, что картину вырезали сапожным ножом, – тихо проговорила Надежда и несколько раз «чиркнула» воздух рукой: – Так! Потом так! И так!
Ираида Самсоновна провела пальцем по внутренней кромке рамы:
– Действительно, картину вырезали. Края очень гладкие.
– Это был мужчина, я видела его руку…
Ираида Самсоновна вышла из-за стойки администратора и обняла дочь:
– Оставь эти глупости, Наденька. Тебе нужно отдохнуть, ты слишком бледная. Езжай домой.
– Мама… У нас украли картину…
– Не велика потеря. Купим другую, – Ираида Самсоновна обвела взглядом гостиную: – Пора нам задуматься над тем, чтобы установить скрытую систему видеонаблюдения. Без этого, как я вижу, не обойтись.
К девяти часам мать и дочь разъехались по домам. Поздно вечером созвонились и еще раз обсудили таинственную пропажу картины. Никто из них не догадывался, кто и, главное, зачем похитил картину.
После разговора с матерью Надежда долго не ложилась спать – ждала Астраханского. Но Лев не приехал, и ей не удалось поделиться с ним информацией о странном и необъяснимом похищении портрета девушки.
На следующий день Ираида Самсоновна и Надежда надолго обосновались в ее кабинете. Виктория вышла на работу, и теперь гостиная была под присмотром.
– Я всю ночь ворочалась с боку на бок, – проговорила Ираида Самсоновна. – Но так и не смогла вспомнить, в какой именно момент пропала картина. Ведь, если бы мы установили точное время, было бы проще найти вора.
– Я несколько раз проходила через гостиную, но ни разу не посмотрела на портрет, – сказала Надежда.
– Теоретически картину можно вырезать меньше чем за минуту. Не говоря о том, кто именно это сделал, давай смоделируем, как развивались события.
Надежда закрыла глаза.
– Он вырезал картину…
– Подожди, – Ираида Самсоновна прервала дочь. – Не будем полагаться на сомнительные видения. Женщин тоже не исключаем.
– Из женщин в гостиной была только Мешакина. Анфису в счет не берем.
– Зачем Мешакиной картина? – удивилась Ираида Самсоновна. – А если кто-нибудь из портних?
– Охранник увидел бы.
– На него не стоит надеяться. Ты с ним вчера говорила. Тупой словно дерево.
Надежда уверенно повторила:
– Он увидел бы.
– Ну, хорошо. Давай обсудим мужчин.
– Ты говорила, что на примерку приходил Вадим Воронович.
– Он пришел в четыре часа, сразу после того, как ушел Власов, – сказала Ираида Самсоновна. – Я встретила его в фойе и проводила в примерочную.
– Воронович оставался один в гостиной?
– Всего на несколько минут, пока я ходила в закройную за его костюмом.
– И, кстати, этот твой Власов…
– Что? – насторожилась Ираида Самсоновна.
– Он тоже мог…
– Нет, не мог!
– У тебя к нему предвзятое отношение. У вас с ним роман?
– Ты не смеешь задавать матери такие вопросы.
– И все-таки? – прищурилась Надежда. – Как же Соколов?
– Я сама разберусь со своими мужчинами.
– Вот видишь, он уже твой.
– Еще раз подчеркиваю, чтобы ты поняла, – отчеканила Ираида Самсоновна. – Я ни на секунду не оставляла Григория Александровича одного и сама его проводила до выхода.
– Ну, хорошо. В таком случае мы остановились на Вадиме Вороновиче.
– До него в гостиной был Акчурин.
– С ним оставалась Мешакина.
– Кто знает, – заметила Ираида Самсоновна. – Может быть, они сообщники.
– И здесь возникает вопрос. Для чего им понадобилась копия портрета купеческой дочери? Звучит смешно.
– Вся эта история заведомо похожа на бред. Но что делать? Все произошло в нашем ателье. Придется нам разбираться.
– Воронович – раз, Акчурин – два, – подвела итог Надежда.
– Козырев – три, – напомнила Ираида Самсоновна. – Он ждал тебя в гостиной, пока ты ходила в закройную к Соколову.
– Козырев – три, – подтвердила Надежда. – Я действительно просила его подождать меня, но, когда вернулась в гостиную, в его руках был только портфель.
– Ничето не стоит свернуть картину и сунуть ее в портфель. Или, скажем, открыть окно и передать картину сообщнику.
– Эдак мы с тобой договоримся до вселенского заговора.
– Не договоримся, – сказала Ираида Самсоновна. – Их уже трое. Плюсуем сюда закройщиков?
– Валентин Михайлович – кристально честный человек, и ты это знаешь.
– А как насчет Тищенко?
– Тоже – нет, – уверенно проговорила Надежда. Она знала, что у Тищенко на уме было другое.
– Дизайнер Филипп?
Надежда задумалась, потом проронила:
– Почему бы и нет…
– Таким образом, есть четыре человека, которые так или иначе могли иметь доступ к картине.
– И что нам это дает?
– Ничего, – расстроенно проговорила Ираида Самсоновна. – Ни одному из них ничего не пришьешь. Надо же было Виктории отпроситься именно вчера.
– Ее отсутствие – это причина. Кража картины – следствие. Картину и украли только потому, что в гостиной никого не было. Значит, вор долго примерялся и реализовал свой замысел в первый же удобный момент.
