Пока Марк Фридманович лежал со льдом на лице в ее кабинете, она увещевала Астраханского в кабинете Надежды. Лев слушал, молчал и глядел в сторону.
– Вместо того чтобы махать кулаками, вам бы лучше подумать, как оградить Надежду от необоснованных обвинений, – Ираида Самсоновна закончила свою речь и отправилась выхаживать Фридмановича.
На этот раз ее симпатии были на его стороне.
Лев Астраханский подошел к Надежде и обнял ее:
– Прости…
– Чего уж там, – она безнадежно махнула рукой: – Все одно к одному.
– Я знаю, что на упаковке таблеток нашли твои отпечатки.
– Откуда?
– Мне рассказал Протопопов.
– Что теперь со мной будет?
– Только не паникуй. Следствию неизвестно точное время, когда амлодипин попал в желудок Шимаханского. Здесь могут быть варианты. Умные часы зафиксировали только результат воздействия препарата. Но скорость препарата зависит от множества факторов. Например, от того, сколько пищи было в желудке и что именно ел Шимаханский. Немаловажен тот факт, как действие таблеток меняется от специфических особенностей организма и ранее принятых препаратов. В различном сочетании эти факторы могли усилить или, наоборот, отсрочить действие амлодипина. Не исключаю, что все случилось задолго до того, как началась примерка. Скажем, взял убийца два бокала с шампанским, отошел в сторонку, раскрошил в один таблетки амлодипина и принес Шимаханскому. Чокнулись, выпили, и пропал мужик за здорово живешь.
– Предположим, кто-то раскрошил таблетки в бокал… – проговорила Надежда. – Потом подложил начатый блистер с таблетками в карман пальто Шимаханского, когда оно висело в фойе. Я вытащила таблетки, когда искала нитроглицерин, потом положила обратно. Но как на следующий день они оказалась на полу в мужской гостиной?
– Черт его знает, – Лев покачал головой. – Нам нужно сосредоточиться и противостоять основной версии. А именно: Осташевский не будет искать убийцу среди гостей. Он будет во всем винить лично тебя и персонал ателье. До гостей и официантов дело не дойдет – слишком много движений. Ему проще обвинить тебя, тем более что в деле есть твои отпечатки и показания Вороновича.
– А что по этому поводу говорит Протопопов? – поинтересовалась Надежда.
– Он опасается, что дело зайдет слишком далеко, и говорит, что наша задача – остановить этот процесс, – Лев подошел к столу и указал на пакет: – Что это?
– Фотографии с приема. Их сделал приятель матери.
– Можно посмотреть?
– Пожалуйста, – Надежда включила настольную лампу и придвинула кресло.
Астраханский уселся в него, вытряхнул на стол фотографии и удивился:
– Чего такие маленькие?
– Пробники. В электронном виде их намного больше. Они хранятся в компьютере матери.
– Посмотрим… – Лев начал перебирать снимки, изредка спрашивая: – Кто это?.. Этого мужика знаешь?..
О большинстве гостей Надежда не вспомнила ничего.
– Они все – клиенты Анастаса Зеноновича. Если хочешь, можешь спросить у него.
– Пока воздержусь. Тебе известно, что Тищенко был судим?
– Разве это возможно? – удивилась Надежда. – Он шил костюмы для первых лиц государства.
– Факт налицо, я интересовался. Судимость закрыта, и сидел он недолго – всего полтора года. Ему тогда было двадцать.
– За что его осудили?
– Мошенничество.
В кабинет заглянул дизайнер Филипп:
– Можно?
– Вы со сметой? – догадалась Надежда. – Давайте перенесем встречу на завтра.
Дверь закрылась. Астраханский выбрал несколько снимков и выложил их в ряд.
– Это Шимаханский?
Надежда подсказала:
– Здесь рядом с ним – Воронович. А на этой фотографии – мы с Шимаханским возле картины.
Лев убрал эти две фотографии, оставив только четыре.
– На этих снимках Шимаханский стоит у картины один.
Надежда склонила голову набок:
– Он смотрит…
– Зачем?
– Что значит, зачем?
– Зачем ему смотреть на картину?
– А зачем люди ходят в музеи? – отвлеченно поинтересовалась Надежда.
– Посмотри, – Лев указал пальцем. – Здесь на переднем плане в кресле сидит женщина с бокалом. А на этой фотографии ее уже нет.
– И что?
– Фотографии сделаны в разное время, в течение всего вечера. Фотограф не фиксировал Шимаханского специально. Он попадал в кадр потому, что снова и снова возвращался к картине.
– Похоже, что так…
– Отсюда вопрос: зачем?
– В тот вечер Шимаханский спрашивал у меня, откуда взялась картина. Он, кстати, заметил, что она не представляет никакой ценности. Да и мать сказала, что это всего лишь копия. Такая картина не могла по-настоящему заинтересовать Шимаханского.
– Чем он занимается?
– Занимался… – аккуратно проронила Надежда. – Анастас Зенонович представил Шимаханского знатоком искусств и коллекционером.
– Короче, он – антиквар, – заключил Астраханский. – Опасное занятие. Протопопов как раз сейчас ведет дело об антикварных фальсификатах. Миллиардами ворочают люди, но платят за это жизнями. В деле два трупа.
Надежда напомнила:
– Мы говорили про картину.
– Она действительно странная.
– Мать считает, что заснеженный парк за спиной у девушки – всего лишь художественный образ и аллегория.
Лев улыбнулся:
– Вот спасибо. Успокоила. Рад, что ей больше не холодно. – Он переворошил фотографии, выбрал новые и снова стал их выстраивать в ряд, одну за другой. Не отрываясь от занятия, сказал: – Сходи к Ираиде Самсоновне и перебрось файлы со снимками на свой компьютер. На фотобумаге все слишком мелкое. Деталей не видно.
Войдя в кабинет матери, Надежда взглянула на диван. Он был пуст.
– А где Марк? – поинтересовалась она.
– Ушел, – ответила Ираида Самсоновна.
– Рассердился?
– Фридманович – светский человек, не то что твой дуболом Астраханский.
– Когда-то и Марк для тебя не был слишком хорош.
– Плохим он стал лишь потому, что на тебе не женился.
– И все-таки, что сказал Марк, когда уходил?
– Сказал, что на тебя зла не держит, а со Львом поговорит по-мужски.
– Поговорит по-мужски, – с усмешкой повторила Надежда и добавила: – Но – потом… – Кто-кто, а она знала, что Фридманович избегает любых конфронтаций.
Ираида Самсоновна встала с кресла, взяла сумочку и вышла из-за стола.
