В полицейском участке Теренса накормили, завернули в чистое одеяло и сфотографировали на руках у хорошенькой служащей полиции. Но когда фотография появилась в газете, никто не воскликнул: «Ах, какой миленький!», никто не пожелал забрать его к себе (правда, один пожилой джентльмен написал, что не прочь забрать к себе хорошенькую служащую полиции). Теренс ни у кого не вызывал теплых чувств. Нашлись даже такие жестокосердные люди, которые заявляли, что, будь он их сыном, они бы и сами подкинули его в телефонную будку.
Так бедный малыш попал в приют под названием «Солнечная долина» в самой унылой части Тод-кастера и получил имя Теренс (в честь любимого актера приютской Наставницы) и фамилию Мордд. «Глядя на эту отвратительную морду, иного и не придумаешь», – объяснила она.
Обычно детишек, попадающих в приют, вскоре усыновляют – всех, но только не Теренса. Мало того, что мальчик был очень некрасивым, он еще умудрился в первые пять лет своей жизни подхватить не только ветрянку и коклюш, но и менингит, и дерматит, и даже круп, что довольно редко случается. А кто же захочет усыновить ребенка, у которого голова в бинтах, а лицо в сыпи и который от кусочка сыра сам желтеет, как сыр? К тому времени, когда Теренсу исполнилось пять лет, и он стал ходить в школу, он уже потерял надежду на то, что какая-нибудь семья примет и полюбит его.
– Этот подкидыш останется с нами навсегда! – нарочито громко и зло повторяла Наставница всякий раз, когда Теренс попадался ей на глаза, а тот пытался незаметно, как маленькая улитка, проползти мимо нее. – Кому такой нужен!
Одинокие, брошенные на произвол судьбы дети, часто ищут себе друзей среди животных; именно так и поступал Теренс. Правда, Наставница не позволяла воспитанникам «Солнечной долины» заводить кошек, собак и хомячков. Поэтому Теренс играл с крошечными животными – паучками, вечно куда-то спешащими древоточцами и блестящими жуками, которые водились на пустыре, гордо именовавшемся «садом», или обитали под камнями на пути в школу.
По дороге в школу он и встретил Ровера.
Ровер был земляным червем, бледно-розовым, гибким, с небольшой л иловатой выпуклостью посередине спинки и острым хвостиком.
Теренс сразу полюбил Ровера. В нем было что-то особенное. Он не был похож на других червей, которые знай себе бесцельно ползают, время от времени зарываясь в почву. Ровер любил закручиваться вокруг пальцев Теренса или тихонько лежать на его ладошке, а иногда он даже задирал свой острый хвостик, как маленькая умная собачка. Теренс нашел его рядом с магазином химических реактивов, в мензурке, набитой землей, сумел тайком пронести в приют и подыскал ему дом – банку из-под джема, наполненную перегноем. Он старался поддерживать перегной влажным, потому что один учитель как-то говорил, что земляные черви дышат кожей, а потому она не должна пересыхать. Теренс закопал банку за грудой кирпичей в саду и не рассказывал о Ровере никому – только Билли, который все равно был глуховат и которого тоже никто не хотел усыновлять. Билли, как и Теренс, ни у кого не вызывал теплых чувств.
И так Ровер жил в своем домике, не зная горя, вплоть до того ужасного вечера, когда Наставница застала Теренса и Билли в саду с банкой в руках, в то время как им давно полагалось лежать в постелях.
– Как вы смеете! – кричала она, несясь по дорожке, как разъяренный верблюд. – Сейчас же в кровать! И немедленно выбросьте этого мерзкого, грязного червяка!
И когда Теренс не сразу ее послушался, Наставница вырвала у него из рук банку с Ровером, вытряхнула ее и принялась топтать содержимое острыми каблуками.
Она искалечила Ровера, и очень сильно. К утру ему не полегчало: в середине его тельца, где каблук проткнул кожицу, зияла рана, и внутренности червяка вываливались наружу. Это было ужасно. Ровер больше не шевелился; он замер, вытянувшись на ладошке Теренса.
Он умирал.
– Привет! – раздался над его головой тихий мелодичный голос, и Теренс увидел перед собой самую прекрасную девушку на свете. Он испугался бы, если бы не ее глаза, такие синие и полные тоски, а тоска была хорошо ему знакома.
– Меня зовут Белладонна, – сказала девушка. – А тебя?
Мальчик покраснел.
– Теренс Мордд, – сказал он, глядя на нее сквозь толстые очки в стальной оправе. – А это, – он сглотнул. – Это Ровер. Только, – добавил он, стараясь не разреветься, – по-моему, он… умирает.
Белладонна внимательно посмотрела на червячка. Ей не показалось, что Ровер – странное имя для земляного червя. Она сразу же поняла, что Теренс ужасно мечтал о собаке, но знал, что никогда ее не получит, вот и назвал своего друга собачьим именем. И еще она поняла, что Теренс прав. Роверу было очень, очень плохо.
– Можно мне его немного подержать? – попросила она.
Теренс колебался. Когда твой друг умирает, нужно быть рядом и помогать ему до конца. Но Белладонна смотрела на него с такой нежностью, что мальчик осторожно раскрыл ладошки и передал ей червяка.
Белладонна склонилась над Ровером. Ее волосы закрыли ладони золотистым покрывалом, в котором раненому червяку было так уютно и тепло. Она стала тихонько напевать незатейливую песенку.
Теренс никогда раньше не слышал ничего подобного. Белладонна пела о влажной, мягкой, жирной земле и о терпеливых червях, которые трудятся в ней год за годом. Она пела о розовой, влажной, упругой кожице, и Теренсу почудилось, что он тоже стал червем, что он проник в душу земляного червя и теперь всегда будет ее понимать. Когда песенка кончилась, Белладонна трижды дунула на свои сложенные домиком ладони и раскрыла их.
– Посмотрим? – предложила она.
– Ой! – радостно воскликнул Теренс.
Маленькая ранка в боку червяка, нанесенная каблуком Наставницы, совсем затянулась. Кожица Ровера снова стала гладкой, не осталось даже шрама, и под изумленным взглядом Теренса Ровер задрал свой острый хвостик так же бойко, как раньше.
Теренс был, наверное, самым некрасивым мальчиком, какого знала Белладонна, но сейчас его лицо светилось, как у маленького ангелочка.
– Он поправился! Он здоров! Вы его вылечили! О, Ровер, ты такой же веселый, как прежде! – Теренс взглянул на Белладонну. – Только вы ведь не давали ему никаких лекарств. Значит, вы ветеринар? – Однако в глазах мальчика застыло недоумение: ему доводилось видеть ветеринарных врачей, и они совершенно не были похожи на Белладонну.
– Ну, не совсем, – сказала Белладонна. – Но иногда я… – Она вздрогнула и остановилась на полуслове.
Со ступенек доносился на редкость противный голос:
– Где этот чертов мальчишка? Снова копается в саду? И зачем его только вытащили из телефонной будки! От него одни неприятности!
Пронзительный голос принадлежал высокой, костлявой женщине с желтым лицом и длинным носом, таким острым, что им, казалось, можно резать сыр.
– Это Наставница, – прошептал Теренс и прижался к Белладонне.
– Ах вот ты где, гадкий мальчишка! Живо в дом, или останешься без обеда! А если я опять увижу у тебя эту склизкую гадость, так и знай, она отправится прямо в унитаз и ты вслед за ней!
