– Работают, – усмехнулся Александр. – Если я постоянно буду мотаться по району с толпой сопровождающих, то кто работать будет? Рядом со мной единомышленники и люди, реально делающие свое дело. А моего помощника наши господа из областной администрации вычеркнули из списков пассажиров, заменив на свою охрану и своих помощников. Ладно, Ася, давайте смотреть и разбираться, что мы имеем.
А имели они картину скорбную – вместе со вторым пилотом погибло восемь человек. Два тех самых крутых областных чиновника, два их охранника, один помощник и один мутный инвестор, которые так раздражали Асю, и еще один молодой бизнесмен из числа как раз таки толковых мужиков – все они сидели у правого борта, ближе к пилотской кабине, именно в том месте, на которое пришелся первый, самый сильный удар.
Ранены в той или иной степени тяжести были все, кроме Аси – на ней единственной ни царапинки, ни синяка.
Тяжелых много – у Юли черепно-мозговая и множественные небольшие переломы, она находилась без сознания, у Олега раздроблены обе ноги в районе голеней, у двух бизнесменов ранения кусками металла и сильное кровотечение, с ними Ася провозилась дольше всех, но кровь смогла остановить.
У еще одного инвестора сильное внутреннее кровотечение – без операции не остановить – и тяжелое сотрясение мозга. Женщина – помощница областных чиновников – с черепно-мозговой травмой, сложным переломом ключицы и руки и внутренними повреждениями.
Итого, с командиром, семь очень тяжело раненных. У остальных шестерых ушибы внутренних органов, закрытые переломы рук, ног, сотрясения разной тяжести, рваные раны и гематомы.
У Игоря ушиб грудины и легких, подозрение на трещину или перелом четырех ребер и перелом левой руки. У Виталия Талдынова почти то же самое, только еще и ушиб брюшины и приличное сотрясение.
Пока Ася помогала раненым, Борисов, организовав мужиков, более-менее державшихся на ногах, расчистил и обустроил место, где можно будет как-то разместиться.
– Зачем нам что-то тут устраивать? – возмутился областной чиновник, единственный оставшийся в живых из компании троих крутых дядек. – Сейчас спасатели прилетят и эвакуируют нас.
– Не прилетят, – возразил ему Александр. – Уже темнеет, ночью искать место аварии бесполезно, значит, продолжать поиски станут только утром. А до него дожить надо, а то спасать будет уже некого.
– Этого не может быть! – не хотел верить чиновник. – Нас ищут. Наверняка пилоты успели сообщить по рации, что мы падаем и где находимся. Нас найдут в ближайшее время.
– Не надо об этом думать, – подсев к нему, сказала Ася особым теплым тоном и положила ладошку ему на руку. – Нам надо позаботиться друг о друге и о себе, чтобы выжить, и это наша основная задача. Понимаете? Надо думать только об этом и делать все возможное. – И, придвинувшись к нему поближе, особым доверительным голосом поделилась: – Один очень мудрый старец сказал мне однажды: «У Бога нет иных рук, кроме твоих». Вот и у нас с вами нет других рук, только наши.
– Но что мы можем?! – встрял в их разговор инвестор, тяжелый, грузный дядька, потерявшийся и запаниковавший. – Мы в разбитом вертолете, все ранены, люди погибли, связи нет! Мы можем только ждать спасателей! У нас нет никакого выхода!
– Выход всегда есть, – неожиданно панибратски похлопал его по плечу Виталий Талдынов. – Просто он нам не всегда нравится. – И уверил почти весело: – Ничего, мы справимся. Ты вот мне помоги, а то мне одной рукой несподручно. – Он протянул нервному инвестору какую-то веревку.
Тот посмотрел на него дикими глазами, взгляд понемногу приобрел осмысленное выражение, и мужик медленно, как бы размышляя, взял один конец протянутой веревки.
– Ну, вот и молодец! – похвалил его Виталий и снова хлопнул по плечу.
Все перевели дыхание – похоже, больше истерик, тупых требований, паники и споров не будет, по крайней мере в ближайшее время, а там и дальше, и Борисов продолжил руководить устройством людей на ночевку. Все, кто смог передвигаться, осознав положение, в котором оказались, готовились к неизбежной ночевке.
В разбитом и покореженном вертолете, когда за бортом мороз за двадцать градусов… За двадцать!
В какой-то момент Ася вспомнила о том самом народном творчестве, спасшем ее, сообразив, что это же реально настоящая одежда оленеводов! Мужики распотрошили тюки, одели всех выживших в расшитые кухлянки и парки поверх верхней одежды, в сапоги из оленьей кожи и варежки.
Оставшейся одеждой и брезентовыми мешками выровняли пол в конце салона, перенесли туда всех тяжелых, расположились и кое-как обустроили что-то вроде «лежки» для всех. И ими же, кухлянками и парками, как смогли, позакрывали разбитые окна.
Но все эти меры не могли спасти от мороза, и разбитая машина очень быстро остывала и начинала вымерзать.
Законы выживания всегда отличались простотой и жестокостью.
Поэтому мертвых перенесли в пилотскую кабину и положили на окна, закрыв таким образом их телами пробоины, чтобы хоть как-то удерживать тепло. Собрали и распотрошили багаж пассажиров, достав из него теплые вещи, и собрали все съестное. Вскипятили воду, которая обнаружилась в нескольких пластмассовых бутылках.
И собрались пережить грядущую ночь.
И только Ася была единственным человеком, который понимал, что очень скоро сойдет у всех адреналиновый шок, закончится действие обезболивающего, и она останется одна с четырнадцатью ранеными разной степени тяжести, но даже легкораненые уже не смогут больше двигаться и действовать, как сейчас…
А спасателей ждать еще ой как долго. По всей вероятности, до их приезда еще кто-то погибнет от ран и мороза…
И всего на пару мгновений она отошла ото всех в угол, закрыла глаза и позволила себе вспомнить лицо Василия и побыть чуточку с ним, набраться силы у его образа, мобилизоваться и собрать волю в кулак. Вздохнула резко, выдохнула и вернулась назад – лечить, спасать и выживать.
Получилось все именно так, как предсказывал Ярославцев, да, собственно, никто из спасателей другого сценария и не ожидал – погодные условия начали ощутимо портиться уже после девяти утра…
Ранним утром, когда в вертолеты загружались спасательные команды, полковник, пересиливая себя, скривившись, нехотя коротко махнул Василию рукой, указав на второй вертолет. Того приглашать дважды не понадобилось, и он тут же запрыгнул в салон.
Он редко что просил у Бога, стараясь лишний раз просьбами Господа не гневить, но, облетая в вертолете час за часом бескрайнюю тайгу, он непрестанно молил только об одном – спасти, сохранить и защитить Асю. Спасти и сохранить.
Упавший борт обнаружили ближе к двенадцати дня, когда уже прилично мело и задувало, и первое, что увидел Ярославцев, прижавшись к иллюминатору лицом, как внизу, возле чудом не развалившегося корпуса вертолета, возилась чья-то маленькая фигурка, что-то собирая на почерневшем от упавшей машины снегу.
И сердце бешено забилось, когда он смотрел на эту фигурку в странных одеждах, запрокинувшую голову и глядевшую на их вертолет…
