– Первый раз встречаю ктулху, который умеет так витиевато выражаться, – сказал я, вставая на ноги.
Странно. Даже если смерть от тарана и беседа с Зоной мне привиделась и я реально всего лишь получил с размаху стальной трубой в душу, грудь должна была болеть.
Хоть немного.
Но она не болела, словно ничего и не было. С таких раскладов немудрено поверить, что увиденное в бреду и вправду было реальностью…
И тут я увидел!
Оно торчало из кучки обломков того кристалла, что разрушился, ударив в меня. Стальной хвостик с дырочкой типа для того, чтоб к нему веревку привязывать – или при случае череп кому-нибудь проломить, держась за запрессованную резиной надежную рукоять. Хвостик как раз торчал из нее. То есть я был в этом не уверен, но внезапно во мне вспыхнула надежда, что там, под кучкой блекло-красных кристаллов, потерявших свою яркость, лежит засыпанная знакомая рукоятка вместе с тем, что к ней прилагалось.
Меня аж пошатнуло от той мысли – а может, от слабости после пережитого. Но я устоял на ногах и шагнул к Монументу, у подножия которого лежала та кучка.
– Валить надо отсюда, хомо, – с тревогой в голосе проговорил ктулху. – И срочно.
– Он прав, – поддержал его Японец. – Не тормози, Снайпер, а то все здесь поляжем.
Но я уже встал на одно колено, взялся за хвостик и потянул, не веря своим глазам, и от всего сердца мысленно прося Зону, чтобы происходящее было не сном, не посттравматическим бредом, а реальностью.
И голосом тоже попросил на всякий случай, прошептав:
– Не обмани. Пожалуйста…
Хотя с чего я взял, что она может обмануть? Убить – запросто. Поиздеваться, унизить, втоптать в грязь, превратить в животное – как нечего делать. А врать… Нет, врать она не умеет. Ей это просто незачем. И зря воют неудачники над осколками своих разбитых надежд, мол, Зона обманула, обвела вокруг пальца. Это они сами себя обманули, решив, что она так вот запросто бросится исполнять их шкурные желания. Подарки Зоны нужно заслужить – по́том, кровью, а иной раз и своей жизнью, отданной ради нее легко и просто.
Я держал в руках нож. Широкий и надежный, всунутый в черные пластиковые ножны, с выдавленной на нем надписью «SSCH». Еле слышно щелкнул пластиковый ограничитель, когда я потянул за рукоять – и в неверном, бледном свете растрескавшегося «Монумента» холодно сверкнула голубоватая сталь клинка.
Это была «Бритва»…
Моя «Бритва»!!!
Мой старый боевой товарищ, восстановленный Зоной, отчищенный ею от черноты и вновь подаренный мне. Я прям почувствовал почти человеческое тепло, исходящее от резиновой рукояти, словно от рукопожатия не раз спасавшего твою жизнь друга, которого ты считал погибшим…
– Спасибо, Зона, – прошептал я, стараясь проглотить комок, внезапно подкативший к горлу. – От всей души – спасибо!
– А ведь не успеем мы теперь уйти, – спокойно сказал Савельев, вытаскивая из-за спины свой MP5, что болтался там на ремне до поры до времени. – Через минуту те штурмовики будут здесь, а может, и меньше.
– Зато у Снайпера теперь два ножа, – проворчал Хащщ. – Хотя старый мне нравился больше. И клинок поуже, и полегче этого будет, а значит, как следствие, в бою маневреннее.
– Держи, – сказал я, отстегивая от пояса нож Андрея Мака и протягивая мутанту. – Дарю. Его сделал хороший человек, так что не используй этот нож во зло.
– Да как можно? – возмутился ктулху. – Если только по-доброму какому гаду горло перерезать. Ну или там колбасы настрогать. Конечно, во зло не буду, как можно? Если только сейчас выживем, в чем я сильно сомневаюсь.
Усиленная эхом тоннеля дробь, выбиваемая из пола подкованными берцами, приближалась. Судя по звуку, сюда ломится не меньше роты.
Конечно, сейчас бы гранаты не помешали. Но гранат у нас не было. А было три автомата, в одном из которых я сейчас лихорадочно устранял утыкание патрона. Хорошая машинка MP5, но уж больно европейская. Капризная и со своими закидонами. Которые в бою могут стать фатальными для владельца этого оружия. Чем больше воюю, тем чаще убеждаюсь, что нет на свете автомата лучше нашего российского «калаша».
Хоть и понятно было, что даже с тремя автоматами против роты вооруженных бойцов нам ловить нечего, но всё ж готовились мы к встрече – а как иначе? Вон Японец на одно колено встал, ловя в прицел выход из тоннеля, Хащщ вообще залег, заправив ротовые щупальца под приклад, чтоб не мешались при стрельбе. Да и я, справившись с проблемой нажатием на рукоятку затвора, снял его с задержки. Автомат вкусно клацнул, готовый к стрельбе. Что ж, надеюсь, на этот раз он не подведет.
Первые силуэты появились из тоннеля и, завидев нас, немедленно принялись стрелять. Но на бегу это хуже получается, чем со стационарной позиции, подготовленной заранее.
Три наших автомата замолотили одновременно, плюясь злыми, короткими очередями. Кто-то закричал и упал. Те, кому повезло больше, шустро залегли и открыли ответный огонь. Беспорядочный. Неприцельный. Так называемый заградительный. Чтоб мы тоже залегли и смирно ждали, пока численно превосходящий противник обойдет нас с двух сторон, возьмет в клещи и спокойно расстреляет, словно в тире. Известная тактика, которой я ждал.
– Отходим к Монументу! – проорал я. – За него! Быстрее!!!
План был не так уж плох. Тогда бы свет, исходящий от Монумента, слепил тех, кто пытался нас подстрелить со стороны тоннеля. Плюс сама аномалия загораживала нас от стрелков. А мы б могли без проблем отстреливать тех, кто пытался нас обойти. Долго ли? Да кто ж его знает. Но другого плана всё равно не было.
А лучше бы был. Потому, что нападающие запаслись гранатометами. С осколочными выстрелами. Как минимум двумя. Хотя нам бы и одного за глаза хватило.
Первый выстрел, прошелестев над нашими головами, улетел куда-то далеко, в недра огромного зала. А вот второй долбанул прямо в Монумент, который почему-то довольно сильно трещал всё это время, словно кто-то ломал его изнутри. Осколки просвистели над нами, некоторые из них с визгом отрикошетили от пола…
И тут же сквозь зубы застонал Японец. Твою ж душу! По ходу, зацепило его! А там, возле выхода из тоннеля, двое гранатометчиков уже наверняка неторопливо так, основательно перезаряжают свои РПГ. Чего им суетиться, когда их куча автоматчиков прикрывает. А нас – только Монумент, который того и гляди развалится, почти напрочь развороченный тараном.
Я бросился к Японцу, мельком бросив взгляд на аномалию – и удивился. Монумент больше не был покрыт сетью трещин. Последние мелкие прямо на глазах затягивались на нем, и одновременно в глубине аномалии, практически уже полностью самовосстановившейся, зарождалось что-то. Очень яркое, похожее на маленькое белое солнце, на которое уже сейчас невозможно было смотреть.
Да я, в общем-то, и не собирался его рассматривать. Сейчас мне гораздо более важно было выяснить, что с Японцем. Которому явно было не особо хорошо. Правая рука у него повисла плетью, а выше локтя на черной одежде стремительно расплывалось еще более черное пятно – и при этом Виктор пытался стрелять с левой, перехватив в нее компактный автомат. Погано, ох как погано! Если рукав так быстро темнеет, значит, скорее всего, плечевую артерию рвануло. Сейчас главное – перетянуть руку выше раны, а потом…
