29.04.2013
Этот «дивный» новый мир
«Теперь, когда у нас перед глазами тексты соглашений между Агентством национальной безопасности США с ведущими IT-корпорациями мира, нам приходится признать, что самые чудовищные конспирологические теории оказались правдой», — констатировал 10 июня обозреватель Guardian Джонатан Фридланд.
Месяц неудобной правды
В самом деле, разоблачения Эдварда Сноудена заставляют (не побоюсь этого слова — вынуждают) мэйнстримное экспертное сообщество с большим уважением, чем раньше, относиться к конспирологии, то есть к тому разделу политологии, который изучает непубличную сферу мировой политики. Эту переоценку можно заметить на примере не только Guardian. Главный редактор турецкой Hurriyet Мурат Йеткин, комментируя высказывания премьера Эрдогана о зарубежном бэкграунде стамбульских волнений, сохраняет прежний скепсис, однако не может не признать, что американский Большой Брат смотрит на всех нас и имеет неограниченные возможности влияния на ситуацию в большинстве стран мира.
Только российские мэйнстримные эксперты, оккупирующие государственный и частный телеэфир, никак не могут отказаться от любезной их сердцам теории непричастности американских и глобальных элит. В эфире РБК-ТВ Максим Братерский из НИУ ВШЭ и Сергей Демиденко из Института стратегических оценок и анализа продолжают долбить свое: дескать, «арабская весна» была сугубо региональным явлением, а США «вообще ни при чем» (Демиденко) или «просто дали отмашку» (Братерский).
Портал «Газета. ру», в прошлом оппозиционный, а ныне умеренный и аккуратный, радуется, что Guardian сняла с сайта свою публикацию о слежке АНБ за странами Центральной Европы: мол, ее источник, бывший офицер АНБ Уэйн Мэдсен — источник, не заслуживающий доверия, поскольку «не вылезает из эфира Russia Today и иранского Press TV». И в тот же день садится в глубокую лужу, поскольку германский Spiegel, который при любых ухищрениях никак нельзя причислить к маргинальным, «фриковским» СМИ, полностью подтверждает версию Мэдсена.
После этого в сознание мэйнстримных экспертов вплывает некое смутное беспокойство: «теория непричастности» как-то уже не долбится. Господин Демиденко, в очередной раз приписав суррогатные революции в Магрибе странам Залива, через пять минут ненароком выпаливает в эфир: «Правящие круги этих стран (Саудовской Аравии и Катара) давно являются частью западных элит».
Получается, что хвост вертит собакой: принцы проектируют революции, а затем по их команде появляются гарвардские мальчики, вооруженные Facebook и Twitter. Но даже такой инверсный ракурс — уже прогресс: согласились-таки, что собака и хвост — единое целое.
Еще один большой прогресс телеэфира — рассказ Дмитрия Киселева о военных базах США на территории государства Катар. К этому аргументу о том, где собака, а где хвост, стоило бы, конечно, добавить неторопливую телеэкскурсию (вполне в жанре «России-24») по величественному Дохийскому Городу образования, желательно с вывесками в кадре: Катарский филиал Rand Corp.; Катарский филиал Brookings; Катарский филиал Джорджтауна; рядышком — свободолюбивая «Аль-Джазира»; рядышком — университетский офис профессора-проповедника Юсуфа аль-Карадави, главы Международного центра по фетвам и исследованиям (он, правда, не в Дохе, а в Дублине, а трое сыновей шейха Юсуфа — в Лондоне, а дочь — в США).
Но только лишь гостелеканал — лучше поздно, чем никогда — рассказал об устройстве катарской абсолютной монархии и ее военно-стратегическом значении, как ее глава, в 1995 году свергнувший собственного папу, сам оказался смещенным с трона, хотя и внешне бесконфликтным способом.
Вот тут-то и всплыли самые интересные подробности — в форме, само собой, аудиопленок, озвученных неназванными правдолюбцами. На этих пленках эмир Хамад бен Халифа изрекает следующее: «Саудовский режим неизбежно падет от руки Катара, в один прекрасный день Катар войдет в Эль-Катиф и Восточную провинцию, расколет Саудовскую Аравию, и ее армия ничего не сможет сделать. Катар пользуется большими привилегиями, чем Саудовская Аравия, американские базы переносятся на нашу территорию. Нам удалось постепенно разрушить саудовскую монополию и навязать свое господство в арабском регионе. Мы активно работаем над тем, чтобы нанести экономическое и политическое поражение Эр-Рияду, а народная революция там близка как никогда».
О том, сколь далеко простираются амбиции властителя карликового государства, помыслить было трудно. Но нельзя сказать, чтобы у обозревателей не было оснований догадаться, что две монархии Персидского залива категорически не друзья, а, напротив, конкуренты на всем пространстве влияния — от Сирии до Мали, от Франции до Турции. Для автора этих строк первым поводом для такой догадки было не покушение на принца Бандара, не дрязги между Биллом Клинтоном и Бараком Обамой (первый назвал второго тряпкой и размазней за неспособность решить сирийский вопрос) и даже не появление в Египте откуда ни возьмись салафитской партии как конкурента «Братьев-Мусульман», а само по себе категорическое различие между ихванизмом (наследием рационализма) и ваххабизмом (наоборот, буквалистским исламом).
Но отечественный медиа-мэйнстрим этого различия категорически не признавал, совершенно при этом не смущаясь собственной неспособности мало-мальски связно объяснить даже сюжеты, считающиеся самыми актуальными — например, о том, кто с кем воюет в Сирии. А дипломатия России, пользующаяся услугами того же узкого круга неизвестно кем и почему патентованных советчиков, бессмысленно суетилась в это время между так называемых двух треков в Дамаске.
Премьер-министр страны 21 марта на встрече с мировой прессой недоумевал, почему это «без предупреждения» конфискуются вклады на Кипре, и никто не трогает Вирджинских островов. Ровно через десять дней Guardian вывесила простыню бенефициаров Вирджинских островов с супругой вицепремьера и двумя топ-менеджерами «Газпрома». Отчего же у второго лица в государстве такое убогое аналитическое обеспечение? Оттого, что это обеспечение принимает на веру то, что сообщают Reuters и Bloomberg, Братерский или Сатанов-ский, а любая отклоняющаяся или просто требующая интеллектуальных усилий гипотеза считается домыслом и теорией заговора.
У конспирологии плохая репутация по двум причинам — субъективной и объективной. Субъективная причина состоит в том, что предмет исследования не всегда хочет, чтобы его исследовали, особенно если результат может изменить отношение к этому субъекту не в лучшую сторону. Поэтому, например, участники непубличной встречи на острове Джекилл, где была изобретено новое, негосударственное устройство центрального банка США — Федеральная резервная система, с 1910 по 1935 год, то есть четверть века, не афишировали сам ее факт. Додумывать приходилось конспирологам. И нельзя сказать, что Энтони Саттон существенно ошибся в своем описании сговора (conspiracy) крупнейших банковских домов.
Только сейчас бывшие коллеги президента Линдона Джонсона признались, что он был заинтересован в убийстве Джона Кеннеди. Для добросовестных конспирологов эта заинтересованность давно была самоочевидной — несмотря на чудовищное нагромождение самых витиеватых версий, указывающих в другую степь, в диапазоне от КГБ до «Ку-клукс-клана».
