– Я бы легко поверила, что он построен до нашей эры и так с тех пор стоит, – сказала Лера, проходя мимо медицинского университета.
– Здесь училась Танина мама, Виктория Александровна, – вспомнил я, – ты её знаешь?
– Заочно. Не видела, но Таня рассказывала…
Затем мы переехали в Севастополь, где дожидался Мексиканец.
– А здесь совсем другая планета, – изумлённо сказала Лера на мысе Айя, куда мы вместе с другой компанией пришли на яле из Балаклавы: четверо мужчин на вёслах, хозяин на руле и пассажирки: Лера, Оля Изурина и Регина, с которой познакомились три часа назад.
– Будет и третья, и четвёртая, – обещал я.
– И всё-таки вы наглые шовинисты! Я тоже хочу грести.
На обратном пути мы позволили ей сделать несколько символических гребков, затем хозяин шлюпки по очереди усадил девушек за руль.
За несколько дней мы облазали Севастополь; я временами оглядывался на улицах, не мелькнёт ли в толпе знакомое лицо Лены, для меня навсегда оставшейся Гончаренко, но не встретил. Затем двинулись через Бахчисарай и опять-таки Симферополь в направлении Феодосии, заехали в Керчь. Возвращались по Южному Берегу, многие участки проходя пешком. Тропа Грина, тропа Голицына, Боткинская тропа… Камни горячее, можжевельник и сосна протягивают дружеские руки. Ладонь Леры в моей на кручах и поворотах, небо и море в её глазах.
– Я сбилась со счёта, сколько здесь планет! – призналась Лера. – Чуть ли не за каждым мысом новая!..
В силу понятной причины она не могла оценить сокровища «Нового Света» и «Массандры», но мне разрешила.
– Мне кажется, он или она тоже всё видит, пусть и нашими глазами, – говорила она, взглядом указывая на живот. – Потрясающее начало жизни. И, знаешь, я не понимаю, во что здесь превращается время. Что с ним творится? Как будто пропадает вообще! Спроси меня, сколько тут путешествуем, сразу не скажу. Неделю, три месяца, один день?.. Загадка.
– А я не могу понять, какой бы мне Крым был ближе, как у Аксёнова или как здесь?
– Мне – как здесь, – без колебаний сказала Лера.
А я по-прежнему не мог понять.
Пока мы гуляли, страна огорошила дефолтом. Я трижды благословил советы мудрых людей хранить сбережения в долларах – благодаря этой привычке не пострадал на бытовом уровне, но работать в ближайшие месяцы пришлось вдвое больше, чтобы только не потонуть. Лишь к зиме всё стало более или менее налаживаться.
С Лерой мы расписались в октябре. Оба не придавали значения формальностям, обошлись без торжеств и даже без особенных костюмов. Фамилию Лера оставила свою: Родионова. Единственной уступкой официозу стали кольца.
На девятом месяце Лера умудрялась ходить на лыжах, плавать и принципиально не знать, мальчика ждёт или девочку. Приметы говорили разное: «Судя по тому, как активно пинается, наверное, парень. Но пузо аккуратное, не слишком огромное, так что, может, и девица». Я достаточно изучил её, чтобы понимать, какое волнение скрывается за внешней беззаботностью, и сам старался не дёргаться лишний раз, но она тоже меня изучила.
– Хорош паниковать, не я первая, не я последняя, – сказала она в середине декабря, и через несколько дней мы в спешно вызванном такси под песни «Ночных Снайперов» помчались в роддом. Едва родив дочку, Лера тут же выбрала имя.
– Почему-то с первого взгляда сказала: Настя. Как будто она сама попросила. Может, так и оставим?
– Анастасия Александровна, – прикинул я на слух, – отлично, вообще прекрасно!
И не сразу подумал: может быть, она спешила, опасаясь, что предложу другое имя? Какое – не надо объяснять. Но нет, не предложил бы.
Лера оказалась замечательной мамой из тех, на кого посмотришь – и увидишь бесконечный праздник, конверт с розовым бантом, довольных бабушек и дедушек, здоровый аппетит, весёлые купания, тихий сон, кукол, альбомы с картинками, первые слова и шаги, яркие платьица, дни рождения в обществе подруг с такими же славными малышами: одна свеча на торте, две… Резей в животе, кашля, крика, бессонных ночей, синяков и ссадин будто и нет, хотя они тоже были, без них не обойдёшься. И неотступное, на грани страха, напряжённое внимание: как бы не ушиблась, не порезалась, не обожглась, не съела что-нибудь не то. Я помогал как мог, Лера даже сказала, что поражается моему терпению. А терпение, как и с учениками, было здесь ни при чём, это слово из другой энциклопедии.
Лера удивительно похорошела, и Настя растёт красивая, даже странно, что такая красивая – и похожа на меня. Раньше я думал, эти два качества несовместимы. Глаза у неё сначала были голубые, чуть позже потемнели, стали карими. Волосы тоже менялись от светло-русых до тёмно-каштановых. Они всё-таки светлее моих и немного вьются.
Очень крепенькая и подвижная, она побежала едва ли не раньше, чем пошла. Рано заговорила, и сразу – точными, осмысленными фразами с чудесной дикцией. Может быть, оттого что мы с самого рождения разговаривали с ней как с большой, рассказывали, читали, пели. Она уже в три месяца всё понимала, я видел по глазам, а дальше – тем более.
Но порою случалось так: беседуем в комнате, смотрим мультфильмы, складываем из кубиков слова, и всё как-то слишком хорошо. Обыкновенно, как бы ни было хорошо, в глубине всё-таки бродят отвлекающие мысли: что-то «форд» в последнее время греется… Или: жизнь идёт, когда же я наконец прославлюсь и стану знаменит?.. Даже не в виде слов, просто какими-то тенями. А здесь – полная безмятежность. Поневоле задумаюсь, откуда она, и поймаю себя на уверенности в том, что рядом – Танина дочь. Таня сейчас войдёт, скажет что-нибудь весёлое, Настя немедленно потребует взять её на руки, потом все вместе будем гулять… Опомнюсь, стряхну эти мысли, а на прогулке вновь кто-то шепчет: обернись, она рядом. У неё, наверное, тоже есть дочка или сын. Может быть, разом дочка и сын…
– Ты опять улетел, – сказала однажды Лера, – возвращайся.
– Нет, я здесь, всё в порядке.
– Ла-адно, – протянула она снисходительно, – будто я не вижу. Каждый день бываешь такой, всё-таки мало времени прошло. Я сама иногда…
– Что?
– Вспоминаю, – вздохнула Лера. – Редко, но удавалось зазвать её в гости, а Таня знаешь как уматывалась на учёбе. Коснётся головой подушки, и будто нет её, а я ещё долго не сплю, смотрю… чувствую себя бездельником и лоботрясом.
– И всё?
– Всё, а разве мало? Так что понимаю, вас-то связывает гораздо большее.
Это лишь один эпизод, бывали другие. Мы ещё год пытались всё удержать и исправить, но только ближе подходили к дружбе – с другой стороны. И наконец подошли. Лера встретила хорошего парня, месяц назад родила сына. Настя радуется брату, ладит с отчимом, но папой называет меня, мы часто видимся. С Лерой мы друзья навек, нас многое объединяет. Дочка, Крым. И Таня. До сих пор.
Надо же было так затеряться на небольшой Земле. Почти восемь лет никаких следов, никаких известий. Я слышал, за этот срок мы обновляемся полностью. Не знаю, осталась ли во мне хоть одна клетка с того времени, когда видел Таню, разговаривал с нею, обнимал. И память сглаживается. Могу не вспоминать неделю, две, а если вспомню, то почти без волнения.
