– Ты тоже. Всё, Сашуля, мне пора, чао! До вечера.
– Но пасаран. Худых и мускулистых студентов тебе.
Вернулся домой. «Завтракать не буду, – сказал маме, – спасибо, мы уже… Впрочем, можно через час. И пойду шататься с фотоаппаратом». Вошёл в комнату. Десять часов, Танька учится вовсю. Завёл будильник на одиннадцать. Оставила, рассеянная!.. Нет, не трусики, тетрадь на столе. Каюсь, я приоткрыл: разворот исписан химическими формулами. Углерод, кислород, татьяний… Мысленно пожелал, чтобы эта тетрадка ей сегодня не понадобилась, рухнул на диван и, кажется, ещё в падении уснул.
В январе была неделя, когда казалось, что время идёт на второй круг. На каникулы в Солнечное собрались почти все одиннадцатиклассники: так, не добавляя «бывшие», я называл друзей и будто становился с ними вровень. Даже курсанты, о чьей жизни мы прежде узнавали только из писем, приехали в увольнение. Прилетела Таня и выполнить обещание спать до двенадцати не смогла. «До десяти кое-как терплю, и всё, тянет на подвиги!» – говорила она по дороге в подвал, на ходу вспоминая ударные партии: больше полугода не видела установки, микрофона. Ничего не забыла, ни одного движения, ни одной ноты. В пятницу мы устроили открытую репетицию в первом составе плюс, конечно, скрипачка Майя. Среди гостей я, к изумлению, увидел рыжую соседку Светлану, – взрослые заглядывали в подвал с октября, но она до сих пор не бывала, да и представить её здесь я не мог. На следующий день, позвонив мне домой, она попросила разрешения спеть с нами что-нибудь красивое. Сюрприз для мужа с дочкой, как я понял. Голос у Светы был джазовый, с большим диапазоном, вроде Эллы Фитцджеральд. Выбрали песню «Двое»:
И вновь дурман цветущей липы,
Птиц то ли вскрики, то ли всхлипы,
Конец июня, царство дня…
17
Она оказалась неожиданно трудной, но мы всё-таки выучили и сыграли – уже после того как студенты разъехались по своим новым городам. Именно эти два события окончательно дали мне понять, что никакого второго круга у времени не будет. Превращайся в камень, Саня, в камень, выпущенный из катапульты!..
Что можно вспомнить о последнем школьном полугодии? Оксана Ткаченко вернулась из Москвы таинственно-хитрая или хитро-таинственная. Влюбилась там? – подумал я сразу и не ошибся. До сих пор, когда слышу разговоры о невозможности дружбы между девушкой и парнем, вспоминаю Оксану и наши с ней отношения в эти месяцы. Не было у вас, господа, таких друзей и таких подруг!
Мы с Таней всё так же часто отсылали друг другу письма и не повторялись, каждый раз отыскивая новые, новые темы. То, что их находила она, было не удивительно, но ведь как-то и я умудрялся. Очень скоро письма, разложенные стопками, заняли целый ящик моего стола: кроме Таниной, самой высокой и быстро растущей, – от всех одиннадцатиклассников и от Лены Гончаренко. Она была в порядке, в новой школе приняли хорошо, не сравнить с нашим зверинцем. Брат вёл себя смирно – зарабатывал характеристику для суворовского училища, да и побаивался отчима: нрав у Анатолия, как я понял, был крутой, и рука потяжелее некоторых. С Леной мы переписывались в сдержанном, немного шутливом тоне, словно договорившись не упоминать внезапное прощание. Но как она решилась прийти! Я представлял, чего это стоило, какой смелости надо было набраться! И вот – ни слова, ни малого намёка, только иногда мелькнёт сожаление о том, что нельзя вернуться, переиграть, вновь почувствовать её так близко; мелькнёт, даже выскочит на лист, но я мигом скомкаю и напишу новый, шутливо-сдержанный… Ладно, я знал на опыте, что от этих мыслей не останется следа, когда будет рядом настоящая, неунывающая Таня.
Что ещё? Замена в «Подвале» мне нашлась сама – девятиклассник Лёша Фридман, чьи пальцы были тоньше моих и умели бегать по грифу куда проворнее.
Весной у нас наконец-то открылся компьютерный класс. Я успел поиграть в тетрис и увидеть на дисплее «Здравствуй, мир», написанный собственными руками. Учёба? Учёбы как таковой в эти полгода не было – одно лишь повторение пройдённого, подготовка к будущим испытаниям. Последний звонок, выпускные экзамены, вручение аттестатов, прогулка на штабном катере… Всё как у других, и задерживаться здесь не стоит.
Глава девятая. ЖИЗНЬ
Прежде чем начались вступительные экзамены, я успел отзаниматься на месячных подготовительных курсах, взять несколько уроков английского у Станислава и надуться самоуверенностью, без которой лучше было бы обойтись. После сочинения, оцененного четвёркой, на следующем экзамене – истории – вытянул чуть ли не единственный вопрос, который упустил при подготовке. Трижды долбаная третья пятилетка! Первую знал, вторую знал, а о третьей – лишь то, что началась в 1938 году и не окончилась, так как война перепутала все планы. Догадался об ожиданиях войны и увеличении оборонных расходов. Получил трояк: на первый вопрос, по дореволюционной истории, ответил всё-таки прилично.
Ничего, – думал, шагая по Менделеевской линии, – только в октябре будет семнадцать, год в запасе, к новому лету выучу третью пятилетку, двадцать третью в пятой степени, сорок восьмую в крапинку… Но уже возле памятника Ломоносову настроение изменилось. Вам-то, с рыбным обозом, было труднее, Михал Васильевич! Не всё потеряно, проиграно сражение, впереди два, свистать всех наверх! В этой мысли меня укрепила Таня и все домашние. Английского я побаивался, но управляемый страх лучше бесконтрольной спеси. Ответил на четыре, на большее вряд ли мог рассчитывать. Последний день, русский и литература устно, моя сильнейшая сторона… Отлично!!! Есть проходной балл! И ни капли жалости к не набравшим этого балла, кроме симпатичной барышни из Мурманска, с которой разговорился под дверью аудитории. У неё было такое же положение, как у меня, но что-то напутала в характеристике Онегина или Вронского – и до встречи через год…
Теперь надо отставить прыжки до потолка и объяснить, что понесло меня на филфак. Место без определённой перспективы да ещё девичье царство – при горячей и нежной Тане… Но дело в том, что я далеко не так кристально, как она, представлял будущее. Университет, работа учителем? Университет, аспирантура и что там дальше? Всё это были очень туманные галактики. Просто я знал, что физиком или математиком быть не смогу. Врачом, как Таня? Не чувствовал склонности, а без неё не стоит и браться. Юристом? Взвою от казённого языка законов, кодексов и протоколов… Большая часть моих способностей, не сто процентов, но восемьдесят точно, жила в области гуманитарных наук, а какая здесь может быть чёткая перспектива? Поступить, начать понемногу работать, образование добавит культуры, солидности, в итоге куда-нибудь вырулим и причалим.
Главное – теперь мы жили в Питере. Я – у бабушки с дедушкой, где вскоре прописался, Таня – по-прежнему в общаге и училась допоздна. Два-три раза в неделю я провожал её после занятий к себе, и все выходные были нашими. О том, чтобы ей окончательно переселиться ко мне или нам двоим найти какую-нибудь общую пристань, мы говорили, но несколько лет назад это можно было попробовать сразу, а сейчас надо сперва подняться на ноги, начать зарабатывать. За год, ставший моим первым студенческим, жизнь изменилась сильнее, чем за предыдущие семнадцать. Едва успел сдать экзамены – бессмертный балет Чайковского по всем телеканалам. Следующая новость – давно ожидаемая: нет больше Ленинграда, есть Санкт-Петербург. Но магазины пустые. Под Новый Год развалился Советский Союз и, казалось, то же самое со дня на день произойдёт с Россией. В январе взлетели цены, разрушив, кстати, наш план съездить на каникулы в Солнечное. Резко наполнились магазины, в основном дрянью, но даже её теперь стало не на что покупать… Легко ли посреди этой качки двум вчерашним школьникам строить свой маленький прочный дом?
