Вокруг не прекращалось движение. С колонки, оставив её в распоряжении девушек, вернулись Миша с Олегом, а Наташа и Куба вышли, забрав ящик муската. Олег подсел к нам с Таней.
– Завтра подойдёте к бригадиру Пинчуку, – сказал Олег, – Миха его покажет.
– Да сами увидите сразу, – добавил Миша. – В тельняшке, рожа коричневая, усы вот такие, – он обрисовал двумя пальцами подкову, огибающую верхнюю губу.
– Тебе, Таня, надо будет постараться, – продолжал Олег, – Маринка сегодня как пошла щёлкать секатором, всех тёток из бригады сделала.
– Они её не побили, надеюсь? – спросил я.
– Руки коротки. Ау, Танюшка! очнись, ты меня слышишь?
– Марина всех тёток из бригады сделала. Пинчук в тельняшке, коричневый, усы вот такие, – повторила Таня, выйдя из задумчивости. – Слышу, всё понимаю, не волнуйся.
Становилось всё теснее, прозвучали робкие голоса, призывающие выйти во двор, но никто не пошевелился: было лень, лень. Не знаю насчёт других, но я, глядя на первую смену и представляя завтрашний день, чувствовал себя так, будто сам хорошо поработал. Таня, освобождая место для вновь подошедших, двинулась на скамейке, привстала, а опуститься было некуда. Не скажу, что я усадил её к себе на колени, как недавно Володя Марину, – на это не хватило бы отваги. Я только подставил колени с такой примерно мыслью: соблаговолите милостиво приземлиться, ваше высочество… Таня приземлилась, чуть повернулась влево, чтобы не заслонять от меня спиной всю компанию, и, улыбнувшись, сказала:
– Спасибо.
– Удобно? – спросил я.
Таня кивнула, опустив глаза, и слегка повела плечами. Всё-таки хорошо, что мы будем работать вдвоём; будь моей партнёршей Марина, я бы не знал, куда себя деть. Конечно, мы оказались бы в разных углах виноградника и за весь рабочий день провели вместе не более часа, но нам и пяти минут хватало, чтобы устроить спор на любую тему – не о музыке, так об истории, не об истории, так о садоводстве или марсианском фольклоре. Почему-то Марина всегда первая на меня наскакивала. А с Таней мы друг друга поймём и обо всём договоримся, – так я подумал, сам не зная почему.
– Взрослые меня прогоняли с колен, когда была маленькой, – смеясь, сказала Таня, – говорили: жёсткое, костлявое одно место. А я обижалась… Не отдавила тебя?
– Не чувствую, – ответил я и слегка покачал её с ноги на ногу.
– Значит, кое-что наела…
– Не так и много, – ответил я и запоздало сообразил, что комплимент получился неудачный.
Кто-то вышел покурить, на скамейке стало чуть свободнее, но Таня так и не поднялась с моих колен: может, и вправду было удобно?.. Она повернулась боком и, отвечая через всю комнату на чей-то вопрос, положила тонкую горячую руку мне на плечи. Я увидел в клетчатом рукаве её побритую подмышку и отдёрнул взгляд. Буду смотреть в глаза.
Общая беседа по неведомым причинам не клеилась, все разбились на маленькие группы. Вадим Карапетов, как всегда, не сводил глаз со Светы Шульц. Володя-Куба смеялся с Наташей, продолжая разговор, начатый во дворе, где они давили мускат в большую стеклянную ендову. Марина, Оля, Олег и Миша с братом вели свою беседу, умудряясь ещё и жестикулировать. И мы с Таней остались как бы вдвоём, и я уже не боялся, что кто-то перехватит мой взгляд, скользнувший по её загорелым коленям, не прикрытым джинсовой юбкой…
Нет, Куба всё-таки перехватил и украдкой показал большой палец. Лучше и правда в глаза.
Таня, вздохнув, чуть отодвинулась и обернулась ко мне.
– Грустно бывает так сидеть, – тихо сказала она.
– Почему?
Она пожала плечами:
– Последний год. А что потом? Когда ещё увидимся?
– Когда-нибудь. Через десять лет – в самый раз?
– Хорошо бы. Но, кажется, мы уже будем не все. И неизвестно где.
– Здесь, – подсказал я.
– Может, и дома этого не будет… Ладно, долой хандру. Приеду через десять лет и всем вылечу зубы.
– Будешь стоматологом?
– Да кем я только не хотела! Учителем, водолазом, машинистом, путешественником… Но всем быть невозможно. Мама врач, анестезиолог, говорит: учись на стоматолога, без хлеба не останешься никогда. И дело хорошее, помогать людям. И ещё говорит, у меня руки прирождённого хирурга. Я её слушаю…
Таня показала растопыренную пятерню, затем дотянулась до графина, стоявшего на подоконнике, и налила мне половину кружки, себе на донышко и другим, кто подоспел. Поставив графин на место, вновь обернулась ко мне, и я подумал: ещё вопрос, кто из них с Мариной красивее. Марина эффектна, на неё сразу обратишь внимание, она и выглядит взрослее, уже как студентка. Таня на вид, пожалуй, младше своих лет, и к ней надо присмотреться. Я присмотрелся и вижу тёмно-серые глаза необычного, удлинённого разреза, густые изогнутые брови, длинные ресницы, очень прямой нос и ровные, сплошные зубы, блестящие даже при свете тусклой лампочки. Кажется, ни следа косметики, но вблизи чувствуется тонкий запах, скорее даже намёк на запах каких-то цветочных духов…
– А где будешь учиться? – спросил я.
– Есть варианты с Симферополем, Иркутском, там родственники живут, но я бы хотела в Ленинград.
– А там кто-нибудь есть?
– Никого, – покачала головой Таня, – но мне кажется, это такой сказочный город, волшебный…
– У меня там бабушка с дедушкой, мамины родители.
– И ты после школы поедешь туда?
Я кивнул.
– Вот и я хочу. Как думаешь, получится?
– Конечно, – сказал я и, боясь, что она тут же найдёт аргументы против, немедленно предложил:
– На зимние каникулы я туда полечу. Хочешь, пройдусь по медицинским вузам, соберу информацию?
– Спасибо, если не трудно. Это будет очень здорово.
– А ты когда-нибудь там была?
– Ни разу ещё.
– Понравится, я уверен. Правда, климат другой. Мы тут сидим, как в мае, а там уже скоро может снег пойти.
– Мне почему-то самым большим чудом кажется метро, – сказала Таня. – Смешно, наверное. Я была в метро несколько раз в жизни, маленькая, в Киеве, но всё прекрасно помню. Мечтала там кататься каждый день. Как заходишь, такой тёплый ветер в лицо…
Таня дунула вверх, выпятив нижнюю губу, чёлка лихо подпрыгнула, и мы рассмеялись.
– Оно быстро надоест, – сказал я, – по земле интереснее.
Я подумал: а у меня какие первые впечатления от Питера? Благодаря чему понимаю, что уже приехал, уже там? Много их, в один раз не упомнишь, но если попробовать… Дедушка, встречающий на огромном вокзале. «Волга» с чёрными шашками, везущая домой просторными улицами. Автомобильный мост, под которым проезжаем в самом конце пути, параллельным курсом с железной дорогой. Удивительно широкие лестничные пролёты в доме. Совсем другой, непривычный вкус воды из-под крана. Вот, пожалуй, да! Выпил чаю – и не только понял, что уже в Питере, но и как бы окунулся в него. И ещё, как ни странно, до сих пор удивляют мусоропроводы на лестнице. У нас, на юге, мусоропроводов нет. Дважды в день городок объезжает «ГАЗ» со сплошным металлическим кузовом, из которого сзади торчит маленькая челюсть. Машина стоит в определённых местах по пять-десять минут, мы все знаем её график и в нужный час подходим, опрокидываем вёдра в эту челюсть, которая пережёвывает мусор и заталкивает внутрь. Когда были младше, устраивали пустыми вёдрами целые бои…
