– Да что вы спорите? – удивилась худенькая скромная Таня Карева. – Попробуем всё, что лучше выйдет – то и будем играть.
Таня в нашей компании, кроме тех случаев, когда приходила на ранчо с «Лейкой» или с пачкой свежих чёрно-белых фотографий, держалась чуть в тени, но я уже не в первый раз заметил, как она умеет высказать простую с виду мысль именно в то мгновение, когда все о ней, то есть об этой мысли, забыли. И… не знаю почему, но я чувствовал, что в душе она на моей стороне. Это придавало уверенности.
Кстати, именно так: «будем играть» – говорили даже те из нас, кто не собирался участвовать в ансамбле.
– Прячем пузырь, Василий идёт! – предупредил Миша.
Едва начатый трёхлитрович молодого самодельного вина мигом убрался под скамейку. Хоть и неформальная встреча, но всё же учитель есть учитель.
Чувства ритма у Олега не оказалось. Василий барабанил пальцами по столу несложные фигуры, просил повторить, и Олег сбивался после трёх ударов, клялся, что теперь-то уж всё выйдет, начинал заново, но с тем же печальным успехом. Наконец он сдался, сказав, что это мы его отвлекаем. Можно подумать.
Зато Таня Карева легко исполнила все задания – и с начала до конца, и с конца в начало, и ножками в потёртых кроссовках по твёрдой земле. Барабанщик нашёлся, но в тот же вечер мы выяснили, что установка, много лет стоявшая без дела в школьном подвале, разрушена и покорёжена так, словно её забросило туда землетрясением. Василий Васильевич обещал похлопотать о покупке новой. Деньги на неё могла бы выделить школа или, что ещё вернее, военная часть, но ждать подарков нам было неинтересно. Прежде чем разойтись по домам, мы решили, что можем сами заработать хотя бы половину необходимой суммы, и наметили довольно рискованный план. Назавтра после уроков Миша поехал на мотоцикле в ближайший совхоз, где бригадиром виноградарей работал отставной мичман, прежде служивший под началом Мишиного отца. Вернулся запылённый донельзя и, умывшись на колонке, сказал, что всё в порядке, по большому блату удалось добыть рабочие места на месяц для одного парня и одной девушки.
Да, заработать деньги мы могли единственным и довольно нелёгким способом – уборкой винограда. Виноградники в нашем краю не пострадали от вырубок антиалкогольной кампании, только винзавод в селе, по-простому называвшемся Фронты, был закрыт и разграблен до последнего дверного косяка. Плантации начинались километрах в пятнадцати от Солнечного, если ехать кратчайшим путём – затерянным в предгорьях разбитым просёлком. Работы осенью там было море, совхозных сил не хватало, и в самую горячую пору на временный заработок могли взять даже беглого школьника.
Мы все время от времени занимались этим делом и имели о нём представление. Женщины вручную срезают гроздья, складывают в ящики и оставляют между рядами. Следом едет погрузчик, двое мужчин собирают эти ящики и ставят на поддон, если виноград столового сорта, либо высыпают в ковш – если винного.
Чтобы не запускать учёбу и не очень светиться прогулами, мы решили организовать три пары и меняться каждый день. Одну пару составили мы с Таней, другую – Марина и Олег, который, даже не пригодившись ансамблю, всё равно говорил «будем играть». В третью пару вошли Оля Елагина, высокая девочка с русой косой ниже талии, подруга и верный оруженосец красавицы Марины, и мой одноклассник, жадный до приключений Серёга Изурин. Миша взялся возить нас туда и обратно на своём мотоцикле.
Бросили жребий: нам с Таней выпала вторая смена, первая – Марине и Олегу. Договорились, что в понедельник вечером мы встретим их на ранчо.
Я пришёл на ранчо за час до назначенного времени, очень скоро появилась и Таня. Андрей, младший Мишин брат, поставил на электроплитку чайник. Не успел он вскипеть, как за окном промелькнули два высоких силуэта и один миниатюрный: Оля Елагина, Куба и Наташа Касымова. Чуть позже подошли Света Шульц и Вадим, сели в уголке и зашептались о чём-то своём.
Таня была уже в образе: она закрыла глаза и ритмично покачивалась, в мыслях сидя за новенькими барабанами…
– Едут! – воскликнул Андрей, первым услышавший звук мотора, и выскочил во двор. Через минуту серая от пыли «Ява» с коляской остановилась под окном, и работники, отряхнувшись, ворвались в дом, и без того набитый почти под завязку. Олег поставил на табуретку большой ящик с мелким виноградом, по виду мускатом, а Марина – ведёрко с очень крупным на стол.
– Это съедим, – объяснила она, – а вон то пока не трогайте.
Ягоды в ведёрке были продолговатые, золотистые, на свет почти прозрачные, – «италия», самый вкусный сорт.
– Урожайный год. Ящик можно взять, никто слова не скажет, – объяснила Марина. – Вы завтра тоже постарайтесь.
Уставшая, хоть и не подающая виду, она стояла в старой, на боку прожжённой кислотой тельняшке, заправленной в латаные-перелатанные джинсы, и тяжёлых коричневых ботинках. Через плечо висела брезентовая сумка, спутанные каштановые пряди выбивались из-под косынки на чумазый лоб… Прекрасна, нет других слов!
– Пойду окачусь, – сказала Марина и шагнула к двери. Олег с Мишей уже вовсю плескались на колонке.
Куба, не вставая, взял её за ремень, подтянул к себе и усадил на колени. Я остолбенел на миг, и это мягко сказано. Марину?! Вот так легко, так запросто, будто какую-то сиротку из нашего класса?! Гром, молния, ураган, сейчас развалится домик!.. Но Марина только поморщилась с лёгкой досадой:
– Да Вовчик, блин… Дай привести себя в порядок.
– Ты в полном порядке, бэйби, – ответил Володя.
Марина вздохнула с терпеливым и снисходительным видом няни, в сотый раз объясняющей малышу, как вести себя за столом, и, запрокинув голову, что-то прошептала ему на ухо. Володя мгновенно отпустил её, предложив:
– Хочешь, колонку покачаю?
– Не надо, Оля справится. Идём, дорогая, поможешь.
Оля Елагина с готовностью приобняла её за плечи и вывела во двор, захватив по дороге ведёрко «Италии».
– Что, Куба, облом? – посочувствовал Андрей, младший Мишин брат.
– Цыц, малой, – беззлобно огрызнулся Володя. – Вам с румыном ещё рано смотреть взрослое кино.
– Птичку нашу прошу не обижать! – вступилась за меня Наташа. – Пусть смотрит на здоровье. Всё, что надо, сама покажу. Будут вопросы – объясню.
– Я потом, что непонятно, объясню!.. – протянул Вадим из своего уголка.
– Я сегодня не румын. Сегодня меня зовут Сократос Папастратомаврохристокар-рогелопулос, – сказал я, только один раз запнувшись.
Наташа, приложив тыльную сторону кисти к моему лбу, пожала плечами:
– Вроде, всё нормально.
– Проверь другой рукой, – посоветовал Куба. – Да не меня же!..
– И тебя вылечим, – невозмутимо продолжала Наташа.
