Наша Индия
Индию у нас умели передразнивать уже в старших отрядах пионерлагерей. Эти вот прыжки скопом на одного и россыпь мелким горохом, звуки «бутц-бутц», мяуканье босых девчат с точкой на лбу, показную кротость и показную крутость Бомбей-кино. Кто в России мог не узнать эти сложенные лодочкой ладошки, гнев старших, юродство младших и сатанинские замыслы злодеев? Образ вечно приплясывающего народа прилип к индусам навеки.
Смешного в этом, признаться, было мало. Картонная плясовая культура стала излюбленным развлечением русской провинции. В первой десятке кассовых чемпионов ино-проката индийских картин аж четыре (плюс египетская и мексиканская). В топ-200 индийских 40 – все эти «Любимые раджи», «Рамы и Шьямы» и «Танцоры диско».
«У вас, батенька, вкуса нет», – говорил Тихонов Бурляеву в дебютной «коротышке» Сергея Соловьева с чудным названием «От нечего делать». А сборник с ее участием назывался совершенно по-индийски: «Семейное счастье».
«Бродяга»
Индия, 1951. Awaara. Реж. Радж Капур. В ролях: Радж Капур, Притвирадж Капур, Наргис, К. Н. Сингх. Прокат в СССР – 1954 (63,7 млн чел.)
Судья Рагунат нетерпим ко злу и верен вульгарно-социологической теории, что от осинки не родятся апельсинки, графиня никогда не станет прачкой, а отпрыск вора рожден для тюрьмы. Когда-то посаженный им бандит Джага придерживается более прогрессивной концепции среды. Ради мести он крадет у судьи жену, но, узнав о ее беременности, отпускает с миром – проверить оба учения практикой. Как и ожидалось, судья не верит, что его жену отпустили без поругания, и гонит из дому – дитя рождается в трущобах. Двадцать лет спустя подросшего Раджа выпускают на волю уже в пятый раз. За остаток картины он крадет кошелек, часы, колье, зажигалку и автомобиль, убивает приемного папашу-бандита, нападает с ножом на родного и пять раз поет песню Awaara Hoon – о том, что ему б чуток тепла, и был бы зайкой.
Эту картину боготворил русский мир и ненавидел русский бог Солженицын.
За усики, веселый нрав, большие бутсы и короткие штаны убийцу и вора назвали у нас «индийским Чаплином». Индийский Чаплин щерился, юродствовал, бил на жалость, хлестал по щекам женщину и выпускал кишки воспитателю. Зато заразительно улыбался.
«Это все фокусы, – злился герой „Ракового корпуса“ Костоглодов, реинкарнация автора. – Он – типичный блатарь. Урка. Я их ненавижу. Это хищные твари, паразиты, живущие только за счет других. У нас 30 лет звонили, что они перековываются, – а они охотно топчут того, кто уже лежит, и тут же нагло рядятся в романтические плащи, а мы помогаем им создавать легенды, и песни их даже вот на экране».
Послевоенной России такой и был нужен. Духарной, блажной, плаксивый, пострадавший от всех несправедливостей мира и ловкий в обращении с выкидухой. Умеющий завернуть на суде поганку, как много сделано ошибок и шагов на пути к исправлению. Привлекательный усиками, риском, угрозой и белым смокингом. Щедрый к чужим вещам. Чуткий к маме: какой же блатарь без мамы? Плясками, серьгами, загаром и склонностью к воровству индусы походили на пламенно любимых Россией цыган – тем и другим она готова была отдать душу и рубаху. За год «Бродягу» посмотрели 63,7 миллиона человек – лучше из иностранных картин шли только «Есения» да «Великолепная семерка», а из наших – 13 фильмов от «Бриллиантовой руки» до «Табор уходит в небо». Но все они вышли много позже. В 54-м году цифры «Бродяги» были абсолютным рекордом за всю тогдашнюю историю проката. Капур был популярней Ганди, снимался с Гагариным, ручкался с Хрущевым и пел с Бернесом. Арию бродяги учили в оригинале и с русским подстрочником. Ходила частушка:
Радж Капур, Радж Капур, посмотри на этих дур:
Все московские стиляги помешались на «Бродяге»,
Повлюблялись все в тебя и поют: «Авара я».
Так что, числясь пророком, Солженицын не достиг в России ни аза.
Продвигал земские суды – где они?
Анафематствовал Сталина – тот чуть не победил в конкурсе «Имя России».
И даже с «Бродягой» совладать не вышло.
Шаманы говорят: матрица сильнее.
Двое отцов, непримиримый бог-государство и приемный дьявол-улица, выковали нацию бродяг – любителей жалостных песен, чужих вещичек, мамы и ножа. Капур просто попал в масть и в герои России.
Похоже, сам не ожидал.
P.S. Фильм делался целым кланом Капуров: биологического папу Рагуната играл родной папа Притвирадж Капур, а Раджа в детстве – младший брат Шаши Капур. Чтобы не поощрять семейственность, в советских титрах папу обозначили Притвираджем без фамилии, а исполнителем Раджа-мальчика записали какую-то Зубейду. Кто такая Зубейда и откуда она взялась – никому неведомо.
«Мститель»
Индия, 1976. Barood. Реж. Прамод Чакраворти. В ролях Риши Капур, Рина Рой, Шома Ананд. Прокат в СССР – 1978 (60 млн чел.)
Мальчик рос шалуном и папиной радостью, как все индийские мальчики, а вырос плейбоем на мотоцикле, что случается реже. Папу-инспектора, как всех индийских пап-инспекторов, убили на пляже толстяки с внешностью цыганских сутенеров (перстни, бакенбарды, кожаные шляпы), занятые контрабандой оружия, наркотиков, камней и тому подобных ништяков – но отложенная месть настигла их на лучших курортах Европы и США, что тоже бывает нечасто. Мстителя, как всегда, играл и пел кто-то из семейства Капур, но поймать его не могли весь двухсерийный фильм, ибо от поющих Капуров на Елисейских полях буквально плюнуть некуда.
У всех бедных наций заграница общая. Она состоит из: баночного пива, казино, луна-парка, горных лыж, calendar-girls и замков на горизонте. Обязательны: темные очки, визитные карточки, неон, коррида, слово «бутик» и майка «Калифорния». «И не пропустите танец фламинго», – советуют герою в Испании в русском дубляже: советский переводчик 78-го года о фламенко слыхом не слыхал, зато видел заставку «В мире животных», где фламинго танцуют и впрямь феерически, даже если это на самом деле страусы эму. Летая в Лас-Вегас, Нью-Йорк и Мадрид, герой служит механиком в парижском гараже: очевидно, в Индии автослесарь слыл таким же Крезом, как в позднем СССР, и блеск завидной профессии проецировался на дальний волшебный мир. Известное дело: с золотыми руками и ключом на двадцать два нигде не пропадешь.
Синтез деревенской архаики (бесконечные разговоры о любви и чести, песня «Есть ли здесь кто-нибудь из моей страны?» в центре Парижа, езда алмазных контрабандистов на метро) с иноземным шик-блеском (джинсовый костюм, белый шлем, яхт-клуб, «Цезарь-палас» и танец фламинго) рождает эффект «Человека-амфибии»: дешевый шик, мелкая глубина, сумасшедший миллионер, отечественная заграница. Индус на лыжах в шапке-«петушке» и надувном комбинезоне выглядит новаторски, даже несмотря на фамилию Капур. От смертельной лавины ему удается сбежать по склону на своих двоих (лыжи отвалились). Когда, похищая дочь алкобарона и наркомагната, он валит ее на заднее сиденье и сдергивает зубами колпачок со шприца, похотливый гул прокатывается от Бомбея до Владикавказа: шприц! в сдобную индийскую девчачью жопу! как же это волнующе – хоть и ничего не видать, но додумывается мгновенно. А постоянные мотородео по Нью-Йорку, Парижу и мадридскому национальному парку, нарезка кругов вокруг любушкиной тачки на одном колесе превращают его в непревзойденного кумира окраин: мотоцикл – бог для всех, кому на четыре колеса не хватает.
