Иудейка озадаченно взглянула на римлянина.
— Климент, я не скажу, что смерть страшна… — она посмотрела на него глазами, полными слез. — Но она так реальна, что когда она так близка, все придуманные вещи, сказки, как ты их назвал, превращаются в тени рядом с реальностью смерти. Я знаю, что умираю не за сказки. Моя вера иссякает с каждой минутой ожидания. А смерть все ближе и ближе… Все реальнее и реальнее… И сказки теряют всяческий смысл.
— Значит, ты умрешь за ничто? — выдавил из себя Климент, проглотив горький комок.
— Да. Это самое прекрасное после того, как забыты все сказки. Я поняла, что должна умереть за нечто большее, чем они.
— Но за что же?!
— Я не знаю… понять можно лишь малое, а за малое жаль умереть. Может, я умру во имя Бога. Другое не достойно смерти.
— Что есть Бог? — спросил Климент суицидально настроенную иудейку.
— Узнав это, мы сами станем богами, — был ему ответ.
Климент прижал девушку к себе.
— Авишаг, останься со мной, стань моей конкубиной!
— А женой? Разве я не могу стать твоей женой?
— Нет, ты не римская гражданка, а по римским законам даже Клеопатра была конкубиной Цезаря.
— Ты хочешь, чтобы я была лишь одной из твоих рабынь!
— Нет! Ты будешь со мной, и у тебя будет все! Давай так: вот святыня святынь — подголовный камень Иисуса. Кто лежит на нем затылком и спрашивает Его, тому Он говорит, как поступать по-христиански. Ложись, спрашивай, можешь делать это мысленно. Ты можешь говорить с ним на его родном языке, по-арамейски.
Девушка легла на кровать, затылком на камень. В эту же минуту распахнулся полог и появился отец Климента с гостями.
— Ну и где этот лакомый кусочек? — громогласно спросил Пуд.
— Если хозяин бросает гостей, гости сами находят хозяина, — воскликнул Луций. — Вот мы и пришли!
Полог раздвинули, и сокровенная часть залы заполнилась пританцовывающими полуодетыми девицами. Сенатор Пуд в цветочном венке завалился на свободную кушетку, по бокам от него пристроились две веселые римлянки с кубками вина.
— Надеюсь, вставать больше не придется! — сказал им со смехом разудалый вдовец.
— Климент, берегись! Она идет! — раздались возгласы гостей.
В центр комнаты вышла, покачивая бедрами, сорокапятилетняя брюнетка в прозрачном хитоне с обнаженной правой грудью. Она была высокого роста, с размеренными движениями, полными осознания своей эротической власти над окружающими. Красота ее была строгой и величавой. Весь ее манящий образ говорил о великом таланте обольщения, устоять перед которым наверняка мало кому удавалось.
— Климент, — она манерно развела руками. — Без тебя еда потеряла вкус!
У нее были роскошные волосы и огромные широко поставленные глаза. Женщина, держа напряженные пальцы на пляшущих бедрах, подошла к кровати, на которой сидел Климент, и погрузила его лицо в свой роскошный бюст.
— Климент, мы зря теряем время, почему-у-у-у? — томно протянула она и увидела за спиной мужчины юницу, лежащую с закрытыми глазами.
— Вы только посмотрите! — указала женщина гостям на Авишаг.
— Климент везде успевает, — засмеялся кто-то.
— Какая красотка, Климент!
— Зачем ты ее прячешь?!
Женщина наклонилась над Авишаг и пылко поцеловала ее в губы. Девушка скривилась от неожиданности.
— Это она тебя очаровала? — женщина бровями указала на Авишаг. — Познакомь нас, Климент!
Она непристойно повела ягодицами перед лицом префекта.
— Или мы недостаточно добродетельны?
Преторианец встал между женщиной и поднявшейся на кровати Авишаг.
— Возможно, это знакомство пойдет вам обеим на пользу, — заявил мужчина. — Авишаг, это Юнона — самая безнравственная и талантливая женщина Рима.
При этих словах полуобнаженная Юнона сжала свои груди ладонями и запрокинула голову.
— О-о-о-о-о!!! — одобрительно выдохнули гости.
— И мои довольные жизнью друзья! — обвел присутствующих рукой Климент.
— Иди к нам, ведите ее сюда!
Две такие же полуголые, как Юнона, римлянки вытащили за руки в центр слегка упирающуюся Авишаг.
— Нет! — Юнона отцепила их руки от смущенной девушки. — Оставьте ее в покое! Посмотрим же на этот образец чистоты!
— Она украсит собой любой пир! — довольные гости дружно расхохотались.
— Скажи нам, Климент, с ней было хорошо? — Юнона обняла Климента и поцеловала в губы. — Лучше, чем со мною? Или добродетели ее заморозили, и ты не смог ее отогреть?
— Нет! — смутился Климент от напора своей первой многоопытной жены и посмотрел в пустой кубок, чтобы не встречаться взглядом с глазами Авишаг.
Иудейка стояла ошарашенная тем, что все, что казалось ей исключительно правильным и целомудренным, высмеивалось этими состоятельными и состоявшимися людьми как детские глупости.
— Я пытался, но не смог, — признался Климент и предложил: — Попробуй ты.
Авишаг не смогла скрыть изумления: что может «попробовать» эта раскованная римлянка?
— Спой одну из своих песен!
— Да, спой! — поддержали друзья просьбу Климента.
Юнона посмотрела на гостей и в особенности на иудейку с выражением недосягаемого превосходства, как посмотрела бы ее божественная тезка, богиня брака и рождения, семьи и материнства.
— Если не поможет, — провозгласил со смехом ее бывший свекор Пуд, — значит, она труп!
— Песню любви, Юнона! — многозначительно повелел ее брат Луций. — С пантомимой!
— Ты можешь растопить лед, Юнона, — заявил Климент. — Спой и станцуй «Нагую Луну»! Давайте музыку!
— Когда она так танцевала… — кто-то принялся вспоминать.
— Не рассказывай! — попытался оборвать гостя капризный женский голос.
— … Даже луна покраснела от танцев Юноны!
— Музыканты, играйте! — приказал Пуд, взмахнув кубком вина. — Играйте «Нагую Луну»!
— Она недолго продержится! — заверил кого-то женский голос.
Заиграл авлос — инструмент бога секса и пьянства Диониса. Зазвучала духовая музыка, сопровождаемая ритмично позвякивающим гипнотизирующим бубном.
— Ой-е-о-о-о-о! — запела Юнона, извиваясь в эротичном танце вокруг Авишаг, как вокруг белой и холодной мраморной колонны.
— Под нагой луной я встретила… тебя! — иудейку облепили восхищенные взгляды мужчин и женщин.
— Я видела тебя во снах… — Юнона волной обвивалась вокруг девушки. Казалось, в ее прекрасном теле нет костей, только эротично-округлые выпуклости.
