Арриэтта повернулась к Тиммису.
– Вон там, наверху – это портрет человека, который всё это вырезал?
– Я не знаю, – сказал Тиммис.
– Или это… – Арриэтта замялась, – портрет Господа?
Тиммис пожал плечами:
– Не могу сказать, но мама называет его Создателем. Ну что, пойдём в звонницу?
– Одну минуту… – попросила Арриэтта. – Я ещё не всё рассмотрела.
На самом верху перегородки она увидела маленькую галерею с замысловатой балюстрадой, на середине которой был вырезан голубь с распростёртыми крыльями. Рассмотрев его, Арриэтта подумала, что птица выглядит как живая: словно только что опустилась на балюстраду или собирается взлететь. Расправленные крылья голубя повторяли форму ладоней внизу и подчёркивали их.
– Красиво… – восхищённо выдохнула Арриэтта.
– Да, к тому же весело, – ответил Тиммис.
Когда они уже шли по центральному проходу, малыш сказал:
– Хочешь посмотреть, как быстро я умею бегать?
– Ну, покажи… – ответила Арриэтта, пожав плечами, и только тут сообразила, что Тиммиса пока не выпускают одного на улицу, поэтому играть он может лишь в церкви.
Оставалось надеяться, что Господь любит маленьких детей. Если тётя Люпи была права насчёт «всех созданий больших и малых», то, пожалуй, должен любить.
С улыбкой глядя, как Тиммис стрелой несётся от неё к занавесям алькова в конце, Арриэтта подумала: да, бегать он умеет – маленькие ножки почти летели.
Малыш остановился перевести дух у самого последнего ряда скамей, как раз перед занавесями. Когда она подошла к нему и вскарабкалась на подушечку для коленопреклонения, её взору предстали аккуратные стопки брошюр на скамье с фотографией церкви, несколько видовых открыток и деревянный, с медной окантовкой ящик для сбора пожертвований, в крышке которого имелась широкая и достаточно длинная даже для письма прорезь. Позади коробки стояла картонка с надписью «Спасибо».
– Как ты думаешь, – спросил Тиммис, ещё не совсем отдышавшись, – если я потренируюсь, то смогу бегать так же быстро, как хорёк?
– Конечно, и даже быстрее! – сказала Арриэтта. – Например, как кролик, они гораздо проворнее хорьков.
Тиммис, явно довольный, позвал:
– Ну что, идём?
Проскользнув под лавкой, он скрылся в щели между занавесями, а следом за ним и Арриэтта. Комната, в которой они оказались, была целиком из камня, но с белым оштукатуренным потолком. Вдоль одной стены стояли три кухонных стула, а всю противоположную занимала ярусами поднимавшаяся вверх лестница, но наибольшее впечатление на Арриэтту произвели шесть круглых отверстий в потолке, из которых свисали вниз длинные верёвки. В нескольких футах над полом на каждой верёвке располагалось похожее на колбасу ватное утолщение. Так вот как они звонят в колокола! С тех пор как поселились в доме священника, Куранты слышали звон лишь одного колокола, и то только во время воскресной службы. Каждая верёвка заканчивалась «хвостом», который кольцами лежал на полу и был тоньше, чем сама верёвка.
– Смотри, как я могу, – заявил Тиммис, вскарабкался по первой верёвке, повисел на ней немного, а потом соскользнул вниз и, приземлившись на «хвосте», скинул башмаки.
Когда они упали на пол, Арриэтта узнала ту самую пару, которую её отец – много лет назад – сшил для старшего брата Тиммиса, и перевела взгляд на свои башмаки, которые совсем износились, потому что до неё их носила Хомили. Арриэтта надеялась, что теперь, когда они по-настоящему устроились на новом месте, отец, будучи отличным сапожником, опять примется шить обувь на продажу. Ему всего и нужно-то – раздобыть старую кожаную перчатку, а в церквях наверняка такие часто оставляют.
– Ну пожалуйста, посмотри на меня! – взмолился Тиммис, стоя на узле и вцепившись руками в верёвку над головой.
Что это он собирается делать? Тиммис полез вверх, всё выше и выше, его руки и ноги действовали чётко и слаженно. Если он мог бегать как мышь, то и карабкался по верёвке ничуть не хуже. Он был даже быстрее мыши и скорее напоминал паука, что плетёт паутину. Вот только верёвка от колокола своим грубым плетением совсем не была похожа на паутину.
Арриэтта изумлённо наблюдала, как Тиммис добрался до потолка и, даже не взглянув вниз, скрылся в круглом отверстии. Арриэтта словно приросла к месту: сколько же времени ему пришлось тренироваться! А она-то считала, что умеет лазать…
Наконец в круглом отверстии появилось маленькое личико, и Тиммис крикнул:
– Видела? Чтобы подняться на колокольню, добывайкам не нужна лестница!
Вниз он спускался медленнее: может, устал после подъёма, – но с верёвки не слез, удобно оседлав узел.
– Так можно добраться прямо до колоколов. А ещё там есть место, откуда попадаешь прямиком на крышу. Раньше у них было шесть звонарей, а теперь остался всего один. Шестеро звонят только на Пасху и ещё в какое-то Рождество.
– Ну и сказал: «какое-то»! – воскликнула Арриэтта. – О Рождестве я знаю всё! Моя мама то и дело вспоминает, как пировали человеки. В пору её юности в доме было намного больше добываек, и именно в рождественские дни они с отцом и познакомились. Какие пиры устраивали человеки! Там было какое-то вкуснющее лакомство – называется «мороженое», – а ещё засахаренные фрукты, сливовый пудинг, пироги с индейкой и с дичью… А какое вино человеки оставляли в бокалах! Мой отец обычно добывал его с помощью помпы от авторучки, дождавшись в складках скатерти, когда все человеки разойдутся. Именно тогда мама начала понимать, каким замечательным добывайкой он со временем может стать. Он принёс ей маленькое колечко, которое человеки зачем-то спрятали в печенье, и мама носила его как корону…
Арриэтта умолкла, вспомнив про то кольцо. Интересно, где оно теперь? Она и сама его частенько надевала…
– И что было дальше? – поторопил её Тиммис в надежде, что история окажется такой же интересной, как те сказки, которые она обычно ему рассказывала.
– Это всё… – со вздохом сказала Арриэтта.
Тиммис, явно разочарованный, помолчав немного, спросил:
– Ну и как вам на новом месте?
– Хорошо. Приходи в гости, и сам всё увидишь…
– Меня не отпускают одного.
– Я могу зайти за тобой…
– Правда? А сказку тоже можешь рассказать?
– Думаю, да.
Тиммис поднялся, ухватившись обеими руками за верёвку, и предложил:
– Теперь, если хочешь, мы можем забраться на крестную перегородку.
Арриэтта замялась, наконец сказала:
– Я не умею лазать так хорошо, как ты… во всяком случае пока.
– Это вовсе не трудно. Зато по этой перегородке попасть куда угодно можно. Я залезаю наверх и оттуда смотрю на человеков…
