– Я привёл её сюда.
– Сюда? Ты хочешь сказать, к этому берегу озера?
– Она там, среди камышей. Подумал, что так мы быстрее её разгрузим. Ну, она же теперь ближе…
– Так вот чем ты занимался весь день! – Под смотрел на него во все глаза. – Но откуда ты узнал, что мы решили остаться?
– Он предложил вам свой дом, – просто ответил Спиллер.
Повисло молчание, полное удивления. Он знал, что они согласятся. Спиллер, сообразила Арриэтта, со своими острыми инстинктами дикаря, понимал их лучше, чем они понимали себя сами, вот и подогнал тяжёлую барку так близко, чтобы облегчить им переезд!
– Вот те на! – выдохнул Под, и медленная улыбка осветила его лицо. – Сейчас ничего не сделаешь, но зато ночью… Ты что-нибудь ел?
– Да, я выпил яйцо малиновки, – ответил Спиллер.
– Маловато будет. Пойдём-ка внутрь и посмотрим, что там найдётся у Хомили. А эту штуку, – Под кивком указал на мыльницу, – ты можешь затащить в сорняки.
Когда они прошли через дыру под дверью в кухню, Арриэтта бросилась к матери и схватила обе её руки в свои.
– О, мама, хорошие новости! Спиллер вернулся! И папа говорит, что мы сможем переехать сегодня ночью! Вещи…
Договорить ей не дал телефон. Хомили, стоя возле печки и собираясь ответить дочери, аж вздрогнула от неожиданности.
Все четверо, ошеломлённые, застыли словно изваяния, взгляды их были прикованы к дверям библиотеки. Телефон прозвонил четыре раза, прежде чем раздались тяжёлые шаги. Никто из добываек не шевелился.
– Алло! – услышали они мужской голос, затем последовало короткое молчание, и тот же голос сказал: – Нет, завтра она не сможет.
Снова пауза: видимо, как решила Арриэтта, в трубке щебетал женский голос, – потом Уитлейс (а кто же ещё?) сказал:
– Понимаете, она поранила руку…
Опять молчание, и снова голос Уитлейса:
– Возможно, послезавтра.
После очередной короткой паузы послышалось смущённое ворчание Уитлейса (похоже, он был не из тех, кто умеет разговаривать по телефону), затем раздался щелчок: трубку положили на рычаг, и через мгновение – звук удаляющихся шагов.
– Они вернулись, – сказал Под, как только всё стихло. – По крайней мере, он…
Хомили повернула сияющее лицо к Спиллеру и, не скрывая своих чувств, воскликнула:
– О, Спиллер! Как же я счастлива тебя видеть – вот что я хочу сказать!
Она бросилась было к нему, но вдруг остановилась, явно смущённая. Неужели мать собиралась его поцеловать? – пришло в голову Арриэтте. Нет, вряд ли: ведь в прошлом она относилась к нему с неодобрением. Хотя, если речь идёт о Хомили, ничего нельзя знать наверняка…
Под, пребывая в задумчивости, наконец сказал:
– Пожалуй, для нас будет безопаснее подождать снаружи.
– Подождать чего? – не поняла Хомили.
– Ночи, – ответил Под.
– Ох, опять эта лужайка! – воскликнула Хомили. – Пройти по ней один раз, при свете дня, и то было ужасно, а уж пересечь её дважды за ночь… Не знаю, Под, выдержу ли я…
– Тебе и не придётся.
Под сказал ей о барке, и Хомили, выслушав его с удивлённо распахнутыми глазами, опять повернулась к Спиллеру. Ну что: на этот раз поцелует она его или нет? – гадала Арриэтта. Нет, что-то в бесстрастном лице Спиллера остановило мать.
– Спасибо, Спиллер, – только и сказала Хомили. – Большое спасибо.
Под посмотрел вверх через стекло.
– Уже темнеет, так что долго ждать нам не придётся. А теперь, Хомили, вы с Арриэттой отправляйтесь на улицу. Возьмите что-нибудь, чтобы укрыться, и сидите тихонько в траве на краю тропинки. Мы со Спиллером присоединимся к вам позже. Спиллер, поможешь мне открыть решётку, пока в помещении ещё светло?
Спокойно и без суеты мать и дочь отправились выполнять распоряжение отца семейства, хоть им и пришлось немного помучиться, протаскивая одно из пуховых стёганых одеял мисс Мэнсис через узкую дыру под дверью. Вечер для начала апреля выдался необычайно тёплым, и так приятно было дышать свежим, благоухающим цветами воздухом. Набросив одеяло на плечи, Арриэтта и Хомили устроились в траве. Луна тем временем приобретала всё более насыщенный золотистый оттенок, а небо вокруг неё становилось всё светлее. В кустах на противоположной стороне тропинки сонно бормотали птицы, устраиваясь на ночь, изредка издавая высокие нотки, если ссорились. Арриэтта успокаивающе пожала руку матери, и та ответила ей таким же пожатием. А потом они молча сидели, занятые каждая своими мыслями.
К тому моменту, когда Под и Спиллер присоединились к ним, луна сияла вовсю и было светло как днём.
– Тень от деревьев будет хорошим прикрытием, – объяснил Под, опускаясь на траву.
Спиллер уселся рядом с ним с луком в руках и колчаном, полным стрел, за плечами.
Под сцепил руки на коленях и принялся негромко насвистывать сквозь зубы. Звук был раздражающим, но Арриэтта давно знала, что это означает: отец счастлив, – и всё же через некоторое время не удержалась, положила руку ему на колено и прошептала:
– Тсс, папа…
До её слуха донёсся другой звук, откуда-то издалёка: скрип, очень слабый, но постепенно становившийся громче. Спустя пару мгновений она узнала этот звук и шёпотом объяснила:
– Это Пигрин со своей тележкой.
Они вглядывались в темноту и ждали до тех пор, пока крошечная фигурка не появилась посреди тропинки, почти неразличимая в тени деревьев под сияющей луной. Пигрин на мгновение остановился перед дверью в оранжерею в нерешительности, потому что никого не увидел, и Арриэтта тихонько окликнула его.
Пигрин замер и, оглядевшись по сторонам, двинулся к ним. Его немало удивило представшее взгляду зрелище: вся компания, сидящая в рядок.
– Мы переезжаем сегодня ночью, – шёпотом объяснила Арриэтта.
– Я догадался, когда увидел, как Спиллер выходил из-за угла дома, поэтому и взял эту штуку с собой.
– И очень правильно сделал, – похвалил его Под и нагнулся к тележке, чтобы рассмотреть её получше.
– Она ваша, если хотите, – предложил Пигрин. – Там, где я живу теперь, тележка мне, в общем-то, ни к чему.
– Ну, мы ведь можем пользоваться ею и вместе.
Потом Под рассказал Пигрину, что Спиллер перегнал барку поближе и теперь её будет удобнее разгружать.
– При открытой решётке мы впятером за час управимся.
Под встал и осмотрелся. В призрачном полусвете все предметы и лица казались размытыми.
– А почему бы нам не отправиться к барке прямо сейчас? Понимаете…
