И конечно, Чарли привел все в порядок. Прошел тяжелой поступью терминатора к столу, где как раз шло соревнование по перекидыванию зеленой фасолью, и приказал всем сесть и заткнуться на хрен. Первогодки уставились на него в страхе и благоговении, словно стайка перепуганных мышей – и поверьте, я знаю, о чем говорю.
Моя карьера продавца в зоомагазине закончилась, не успев начаться. Я рано пришел на работу, предвкушая, как сейчас поиграю с милыми собачками – мне не разрешали их заводить, у мамы аллергия на все виды шерсти, – но вскоре понял, что моя обязанность заключается в том, чтобы выгребать дерьмо. Жидкое дерьмо встревоженных животных. Что ж, я это сделал, а затем вытащил из клеток самых печальных щенков и принялся кататься с ними по полу, чтобы развеселить.
На меня наорал управляющий – старик с бородой, как у Санты, только воняла она у него кошачьей мочой. Он приказал мне вычистить еще одну клетку, на этот раз злобного попугая, который все время верещал и норовил меня цапнуть.
И все в целом шло неплохо, пока не пришел парень и не попросил мышь, мол, нужна хорошая, упитанная. Не успел я подивиться критериям, как он добавил:
– Это для моего удава.
На тот момент я проработал всего часов пять, но уже чувствовал ответственность за эту коллекцию пахучих зверушек. Мыши в ней были самыми мелкими. Санта сказал, что они в стеклянном аквариуме, в кладовке, и отправил меня с ужасным поручением выбрать, которую из них приговорить к смерти.
Когда я открыл крышку, сотня мышей уставилась на меня огромными круглыми глазами. Я сунул руку и схватил одну: белая милаха с крохотными ушками доверчиво смотрела на меня. Я с минуту держал ее – а потом сунул обратно в аквариум, где она спешно зарылась под своих собратьев.
То, что случилось дальше, больше напоминало сон. Вроде ты ничего не сделал – по крайней мере, осознанно. Но в какой-то момент понимаешь, что просто перевернул полный мышей аквариум. Занятный факт: испуганные мыши передвигаются невероятно быстро.
Когда я услышал визг, то рванул обратно в зал и увидел, что владелец удава пытается увернуться от орущего попугая, посетительницы – запрыгнуть на прилавок, Санта – их успокоить, дети – поймать мышей, а помощники Санты – догнать детей. Где-то посреди этого хаоса я выпалил, мол, просто не могу отдать животинку тому парню.
Позже, увольняя меня, управляющий положил мне на плечо сморщенную руку и сказал:
– Сынок, у тебя кишка тонка для зоомагазина.
Он был прав. У меня кишка была тонка обречь на смерть ни в чем не повинную мышку.
Вот и припугнуть первокурсников я тоже не мог. Да, необходимое зло, но я предоставил эту задачу Чарли. Стоило ему разок рявкнуть – и они послушно сели и заткнулись.
* * *
Чарли все равно, кажется, на взводе, даже хуже обычного, так что приходится спросить:
– Ты вообще в порядке?
– Мать рожает.
– ОПЯТЬ?! – спрашивает Джесс.
По какой-то неясной причине мать Чарли родила второго ребенка только семь лет спустя после первого, зато потом рожала детей чуть ли не каждые двенадцать минут. Помню, как наш учитель в первом классе собрал нас в круг и сообщил, мол, с Чарли этим утром случилось нечто замечательное. Он стал старшим братом. На что сам Чарли выскочил в центр круга и завопил, что его жизнь отныне рухнула.
– И как его назовут? – с легкой усмешкой интересуется Камила.
– Перо.
– Перо? – переспросил я. – А разве не так называют тюремные заточки? – Хорошо, что я сижу далеко и Чарли не может до меня дотянуться.
– А еще, – прибавляет он, – я провалил тест по химии. Не знаю, зачем я позволил консультанту уговарить меня пойти на углубленный курс. Надо было попроситься перевестись на обычный! Адам…
– Я с ней поговорю.
Не согласись я сразу, Чарли непременно скажет, что вообще-то этим должны заниматься его собственные родители – и занялись бы, не будь у них девять миллионов других детей. Его вечная боль, как Самого Старшего Брата. Да, я мог отказаться, сказать, что он сам в состоянии подать прошение, но, зная Чарли, боюсь, в итоге он выкинул бы какую-нибудь глупость и снова получил наказание.
К этому моменту Эмеральд прикончила бо́льшую часть моей курицы. Я задумываюсь, забрать у нее контейнер или продолжить любоваться, как она жует.
– Так что, вы идете или нет? – спрашивает Джесс, и я понимаю, что прослушал, о чем они говорили.
– Может быть, – отвечает Мэтт. – Было бы клево…
– Нет, – отрезает Камила, будто пресекая затею на корню. Вероятно, так и есть. Она старше брата на две минуты и, сколько я себя помню, неизменно этим пользуется.
– Слишком далеко, – ноет Чарли. – Туда ж где-то час ехать.
– Правда, далеко. – Разумеется, Элисон его поддерживает. – Мы даже не знаем, действительно ли они хороши.
– Хороши, уж поверь, – настаивает Джесс. Видимо, речь о какой-то очередной мутной группе. У Джесса настоящее предубеждение водить нас на выступления тех, о ком хоть кто-то слышал.
Наша компания (Чарли, Элисон, Камила, Джо, Натали, Кейт, Бьянка, Майкл, Джош, Мэдди, Шон – да практически все) дружно начинает ворчать, что никуда мы не поедем. Выступление на открытой площадке будет не раньше конца октября. Холодно. Далеко ехать. Джесс и Мэтт недовольны, но, кажется, смирились.
– Я в деле, – сообщаю я, уже предвкушая развлечение, ведь это же клево – куда-то поехать. – Да, будет круто. Приключение! Захватим с собой одеяла.
Джесс расплывается в улыбке и довольно болезненно сует мне в ухо свободный наушник.
– Мужик, ты не пожалеешь. Послушай.
Завывания солиста и грохот гитар ничем не отличаются от десятков других групп, к чьему творчеству он меня приобщал, но я улыбаюсь и доедаю остатки курицы. И лишь вполуха слушаю, как остальные решают, сколько машин нам потребуется, чтобы всем доехать на место.
4
Джулиан
После школы я резко сворачиваю направо и срезаю путь через парк. На самом деле парком его не назовешь: никаких тебе горок или спортивных снарядов или чего-то еще, что могло бы привлечь сюда родителей с детьми. Лишь несколько небольших прудов и едва видных тропинок. Мне больше нравится ходить здесь – не потому, что так быстрее, а потому что так я вроде бы не прячусь от Джареда и автобуса, словно последний трус.
Иногда, если хорошенько постараюсь, я вспоминаю, как мы с ним столкнулись в первый же день в детском саду. Мама пришла меня забирать, и я рассказал, мол, у меня в группе есть очень злой мальчик. Бьет других детей, пока воспитатель не видит. Пачкает чужие акварели черным карандашом. Рушит башенки, которые построили ребята.
Мама слушала, кивала, а потом заявила, что не бывает злых детей, есть только несчастные.
