Всхлипы должны были отпугнуть друзей, но руки Эмеральд здесь, руки Адама тоже. Он продолжает вытирать мое лицо уже после того, как отмыл.
Наконец я выплакал все слезы и чувствую опустошение. Но это хорошее опустошение. Я будто стал легче, и, если Эмеральд не уберет руки с моей спины, а Адам с головы, я просто уплыву прочь по воздуху.
Слышу свое медленное хриплое дыхание и внезапно понимаю: я так устал, что не могу держать глаза открытыми. Едва замечаю, как Адам помогает мне встать и ведет по коридору в комнату. Похоже, здесь живет Эмеральд. Пахнет женщиной, как пахло в душе после мамы, а на всех поверхностях расставлены фарфоровые бабочки.
Я шатаюсь, и Эмеральд говорит мне сесть прямо на цветное покрывало на ее неразобранной кровати. Я сажусь и смутно слышу, как Адам просит поднять руки. Я повинуюсь, он снимает с меня футболку и переодевает в другую, чистую и теплую. Я так устал, до самой глубины души. Никогда так себя не чувствовал.
Мои глаза закрываются, и кто-то – Адам или Эмеральд – меня укладывает. Кто-то разувает. Кто-то прижимает пакет со льдом к моей щеке. Я устал, так устал. Кто-то натягивает одеяло мне до подбородка, и запах мамы становится сильнее. Кто-то целует меня в лоб, и я засыпаю еще до того, как они успевают выключить свет.
Адам
– Я просто не могу не позвонить, – говорю я Эмеральд, когда мы возвращаемся в ее гостиную. Она берет меня за руку и садится вместе со мной на диван.
– Он этого не хочет.
– Да плевать мне, чего он хочет.
– Адам.
– Я серьезно. Не ему судить, что нам делать. Этого парня нельзя к нему подпускать.
– Люди совершают ошибки.
– Ошибки?
– Я просто хочу сказать, некоторые родители ведут себя неправильно. Не у всех идеальные семьи.
О чем мы вообще говорим? Словно она об одном, а я о другом.
– Дядя Джулиана его ударил. До крови.
– И что, по-твоему, будет, если ты позвонишь? Что? Ну посадят его дядю под стражу на пару ночей. А потом? Ему все равно вернут Джулиана, и может стать только хуже.
Мама миллион раз говорила то же о других пострадавших детях, так что, вероятно, Эмеральд права, но мне все равно. Может, ничего хорошего не выйдет, но я хотя бы попытаюсь.
– Я не могу просто сидеть и ничего не делать. – Я отстраняюсь от нее.
– Адам… – Боль отражается в ее глазах. – Не злись на меня.
– Я на тебя не злюсь. – Правда. Злость – пустая трата времени. – Просто не знаю, что делать.
Мы сидим, молчим, не касаемся друг друга, наконец Эмеральд говорит:
– Уже поздно… Ты устал?
– Ага.
Она берет меня за руку, и мы идем к ней в комнату. Минуту просто стоим на пороге и смотрим на спящего Джулиана. Пакет со льдом все еще прижат к его лицу.
Вдруг Джулиан вскрикивает, словно ему больно или он чего-то испугался.
Я пересекаю комнату и касаюсь его плеча. Он затихает. Когда его дыхание выравнивается, мы с Эмеральд устраиваемся в кровати по обе стороны от Джулиана.
Часть 2
36
Адам
Весенние каникулы начнутся через – смотрю на часы, – эх, еще сорок минут. Весь день учителя совершенно рассеянные. Когда мы приходим на седьмой урок, мисс Фрай разрешает Чарли включить диск, который он принес из дома, какой-то фильм про одержимого местью парня, что норовит зарубить какого-нибудь мачете. Не уверен, что просмотр такого кино подходит для школы, но мисс Фрай не отрывает взгляд от своего компьютера, а значит, всем плевать.
– Скукота! – наконец не выдерживаю я.
– Заткнись. – Чарли хочет меня стукнуть. – Клево же.
Убийца – я так и не понял, он хороший персонаж или плохой, – вытаскивает клинок из живота какого-то бедняги и картинно вытирает об рукав.
– И почему они все так делают?
– Как?
– Заколют кого-то, потом вынимают нож и вытирают об рубашку. Зачем? Чтобы следующая жертва не дай бог не заразилась?
– Адам, – стонет Чарли, – замолчи уже.
Какой отстой. Я нетерпеливо постукиваю ногой, и наконец раздается звонок. Я вылетаю в коридор, получаю замечание за беготню и вырываюсь на улицу. У машины меня ждет Джулиан с «Гамлетом» в руках. И пусть мы уже виделись утром, а с инцидента с дядей прошло почти два месяца, несколько секунд я просто смотрю на друга.
Когда, пару дней спустя после того случая, Джулиан пришел в школу, то все еще щеголял опухшей губой и синяком на скуле.
– Доктор Уитлок станет расспрашивать про твое лицо, – предупредил я.
Джулиану больше не нужно к ней ходить, по большей части мы просто гуляем, но он все равно заглядывает к ней напоследок, буквально минут на пять.
– Значит, мы к ней не пойдем, – ответил он.
– Может, мне ей объяснить?
Отчаяние искажает его лицо, и оно кажется полубезумным.
– Если ты ей расскажешь… – Джулиан явно старается придумать угрозу пострашнее. – Если расскажешь, я больше не стану с тобой дружить.
Клянусь, не слышал подобного с младших классов, когда еще можно предлагать и забирать назад дружбу, точно разменную монету.
Может, угроза Джулиана и звучит по-детски, но меня не особо удивляет. Между нами разница всего четыре года, но я чувствую себя намного старше – или это он ведет себя младше своего возраста. Я всегда думал, что испытания старят человека, но в таком случае Джулиан уже должен тянуть на столетнего. А может, все как раз наоборот? Может, боль не ускоряет взросление, а не дает тебе расти?
Так или иначе, я пообещал Джулиану помалкивать, и с тех пор мы эту тему не поднимали. Но я много о ней думал, очень много. Задавался вопросом, не поставить ли в известность доктора Уитлок, несмотря на свое обещание. Хотел рассказать маме. Даже прикидывал, как противостою Расселу: врываюсь в его огромный дом и приказываю держаться подальше от Джулиана.
В итоге я ничего не сделал.
Я киваю на сценарий в руке Джулиана.
– Ого. А до спектакля уже недолго осталось? – Он кивает и забирается на заднее сиденье. – Роли уже распределили?
– Да. Я Господин. Тот, кто рассказывает матери Гамлета, что Офелия сошла с ума.
– Тебе дали роль со словами?
Он кивает.
– Это же круто!
– Там всего пара реплик.
– Да, но из примерно четырехсот ребят роль со словами дали тебе. Это потрясающе!
Джулиан одновременно смущен и счастлив.
Вскоре на задние сиденья залезают Чарли, Джесс и Элисон, а Эмеральд садится рядом со мной. Она прекрасна: забранные наверх волосы открывают бледную шею, короткое платье не скрывает длинных ног. Я улыбаюсь до ушей и целую ее, пока Чарли имитирует рвотные позывы. Джесс вставляет свой айпод в машину, и звучит та песня, которую мы действительно знаем и любим. Нам ничего не остается, кроме как подпевать во всю глотку.
