– Спасибо. – Целую ее в щеку и убегаю.
Я уже хочу снова постучать в дверь Джулиана, когда та вдруг распахивается. На пороге стоит одетый в костюм мужчина – практически ростом с Чарли, но куда более мощный. Он смотрит немного нетерпеливо, словно я его от чего-то оторвал.
– Здравствуйте. А Джулиан дома?
– А ты кто? – У него дикторский голос, низкий и без малейшего акцента.
– Ой, простите. Вы, наверное, дядя Джулиана. Я Адам.
Я замолкаю, жду, что меня пригласят в дом, ведь снаружи холод собачий. Вместо этого мужчина делает шаг вперед и заполняет собой весь дверной проем.
– Я просто хотел передать ему это. – Я показываю бумажный пакет.
Он берет его и заглядывает внутрь.
– Что это?
– Жидкий хлорофилл и корень астрагала. Все натуральное, отлично помогает при простуде и насморке. Я на днях заскакивал, Джулиан не очень хорошо выглядел. И раз с ним вечно что-то приключается…
– Ты заскакивал?
От его тона улыбка замерзает у меня на губах. Помню, Джулиан говорил, его дядя не любит чужих в доме. А я, похоже, подставил друга.
– Ну да, но сразу же вышел. Он не пришел в школу, так что я решил его проведать.
– Ты ходишь в школу с Джулианом?
– Ага.
– Вы в одном классе? – Он подозрительно щурится. Ну да, на первогодку я не похож.
– Нет, я старше.
– Старше.
– Ага… да. Сэр.
– И ты проводишь время с Джулианом.
– Да.
– Адам, так? – Я киваю. – Адам, надеюсь, ты понимаешь, я не желаю, чтобы Джулиан связывался с плохими людьми.
Я даже не знаю, что на это сказать. За всю мою жизнь никто еще не принимал меня за плохого человека.
– Так я не втяну его в неприятности, если вы об этом. Я даже таблеток не принимаю. – Я указал на пакет.
– Я пытаюсь понять, что́ парень твоего возраста мог найти в мальчике возраста Джулиана. – Мне становится не по себе. – Какой у тебя к нему интерес?
– Интерес? Мы друзья.
– Да, я вижу, почему ты хотел бы дружить с Джулианом. – Он улыбается, обнажая ряд мелких белых зубов, но голос звучит почти язвительно.
– А почему мне не захотелось бы с ним дружить?
– Ему нужны приятели его возраста. И тебе тоже. – Он пихает мне пакет и захлопывает дверь у меня перед носом.
– Не все обязаны тебя любить, Адам, – говорит Эмеральд, когда я залезаю обратно в теплую машину и рассказываю, что случилось.
– Я ему не просто не понравился. Он обвинил меня, что я пристаю к его племяннику.
– Прямо так и сказал?
– Ну не совсем так, но намекнул вполне прозрачно.
– А что он сказал?
– Дело даже не в словах, а в ощущении. Как в фильмах о дикой природе, когда олень вскидывает голову, еще даже не видя охотника. Просто чувствует опасность.
Эмеральд смеется.
– Я серьезно. И он не пригласил меня в дом. Словно я вампир, или Свидетель Иеговы, или что-то такое.
– Может, у них там беспорядок.
– Сильно сомневаюсь. Видела бы ты обстановку.
Когда мы сворачиваем к дому Эмеральд, она колеблется и водит пальцем по роботу-вентилятору, что обдувает ее щеки и шею горячим воздухом.
– Мама снова ночует у Расти.
– Да?
– Уже почти неделю там живет.
– Не могу представить, чтобы моя мама оставила меня одного на неделю, – смеюсь я. – Вряд ли она мне настолько доверяет.
– Не останешься на ночь? – внезапно предлагает она.
– Э…
– И я не о том, о чем ты подумал.
– А я ни о чем и не думал.
Эмеральд выгибает свою идеальную бровь.
Час спустя она выходит из душа в длинной белой рубашке, словно викторианская дева. По идее, возбуждаться тут не от чего, но я завожусь. Влажная ткань липнет к ее животу и бедрам. Распущенные волосы ниспадают на плечи. И это тоже заводит.
Эмеральд забирается на кровать и кладет голову мне на грудь.
– Я рада, что ты здесь.
– Я тоже. – Я целую родинку у нее под глазом.
– Ночью тут слишком тихо. – Я целую другую родинку, на щеке. – Мне не нравится, когда слишком тихо. – Я целую ее в плечо. – Адам?
– Что?
– Я тебя люблю.
И снова мне не хватает воздуха, и сердце заходится.
– Я тоже тебя люблю.
35
Джулиан
Рассел стоит у меня в комнате. Он улыбается, но что-то не так, я это больше чувствую, чем вижу.
– Где ты был? – спрашивает дядя.
– В библиотеке.
– В библиотеке. – Он берет потрепанную книгу про Элиана Маринера, которую я забыл убрать в чемодан. – Читал что-то вроде этого?
Я киваю, и он смеется.
– Знаешь, кто сейчас заходил?
– Нет.
– Адам.
Мне становится дурно, словно я не стою, а несусь в машине.
– Он сказал, что уже здесь был. Что заходил в дом. – Его улыбка становится широкой и фальшивой, будто у клоуна. Будто она нарисована поверх оскала.
– Я… я велел ему уйти.
– Хочешь сказать, он вломился силой? – Рассел достает из кармана сотовый. – Мне позвонить в полицию?
Я медленно качаю головой.
– Итак, ты его впустил.
Я тереблю рукав.
– Отвечай.
Когда я киваю, у него на шее начинает пульсировать толстая жилка.
– Что ты ему сказал?
– Сказал?
– Именно.
– О чем?
– Почему ты дома.
– Ничего.
– Правда? Совсем ничего?
– Я сказал, что болею.
– Я что, устанавливаю слишком много правил?
– Нет.
– А похоже, что так. – Он берется за подбородок, словно действительно размышляет. – Запоминать тебе нелегко, это я знаю. – Смешок. – Но ты же ничего не забыл, да? Ты велел ему уйти, значит, понимал: ему тут не место. Я прав?
– Я не знаю.
– Ты не знаешь.
– Не знаю.
Что-то мелькает, я теряю равновесие, а потом голова взрывается такой болью, что тяжело дышать. Я на полу, щека пульсирует, желудок крутит. Я перекатываюсь и приподнимаюсь на руках.
