– Хорошо от ты с него по бабам не стрелял!
– Это да, Фрейд бы удавился от зависти при таком богатстве выбора и возможностей. Почему все думают, что в женской бане моются исключительно молодые красотки с тициановскими бёдрами и грудью четвёртого размера? По факту всё совсем не так.
– Перевозбудился от, Федька?
– Если импотентом не стал, то уже неплохо, – поймав сострадательный взгляд добермана, вздохнул я. – Завтра, наверное, на нас опять жаловаться придут.
– Уже две бабы приходили, – важно качнул бородой отец Пафнутий. – Говорят, от произвёл ты там впечатление. Мячик от какой-то у дитяти отобрал.
– Нам его подарили, – поправил я, поскольку мой пёс тут же оскалил клыки, пряча многострадальный мяч под пузо лапой.
– Верю, отчего ж не верить. А другие-то придут, их Анчутка не пустит, ему от двери посторонним открывать не велено.
– Ага, не велено. Ещё скажете, на этого красавчика слюни пускать не благословляется.
– А ты не богохульствуй от. Пей чай!
Я и пью, чего мне ещё тут, в бане, делать. Намылись уже, напарились, можно и на отдых.
Гесс подошёл ко мне и ткнулся в моё колено мордой, молча намекая, что не худо бы расстегнуть ему уши будёновки под подбородком.
Между прочим, надел и застегнул он её сам на раз-два-три в ритме вальса, но демонстрировать все свои возможности при отце Пафнутии отнюдь не спешил.
Я его понимаю, но, с другой стороны, как же раздражал оранжевый бес слева…
Моя отмашка произошла исключительно на автомате: когда я вдруг сообразил, что, собственно, сделал, было уже поздно. И вот, Диоген мне в бочку, белый коридор, длинная лавка, ровный свет с потолка, один здоровенный бесобой в домотканой одежде тринадцатого века, за которым мы с доберманом вынужденно заняли очередь.
– Трамм.
– Тео и мой пёс Гесс, – в ответ представились мы.
– Трамм, трамм, – улыбнулся полуголый лучник с седыми волосами.
– В смысле – трамм?
Он повернулся к нам другим боком, демонстрируя железный болт, до половины ввинченный в висок. У меня слегка похолодело меж лопаток. На войне доводилось видеть всякое и в госпитале потом тоже, но чтоб люди с таким ранением вновь зачислялись на службу…
– Прошу прощения, вы тоже бесогон?
– Трамм, – подтвердил он, постучав пальцем по болту.
– Понятно, это они сделали, – вздохнул я. – Сочувствую, брат. Если чем могу…
– Трамм? – Он протянул руку доберману, вопросительно посмотрев на меня.
Я кивнул, Гесс тоже, после чего смирно подал гиганту лапу. Тот необычайно деликатно и вежливо пожал её, молча и торжественно качая головой.
– Следующий.
– Трамм. – Мужчина встал, улыбнулся нам и скрылся за дверью.
– У него в голове болт! Железяка торчит! Я видел, а ты видел?! Страшно-о… Это ему бесы так сделали? Плохие, злые, пойдём их всех кусь!
Я снял с благородного пса будёновку, критически оглядел старую белую простыню, в которой и вышел из парилки, пошевелил пальцами ног в шлёпках, с тоской думая, что, когда нас вызовут, мы будем одинаково глупо выглядеть перед тем, кто бы ни был в офисе.
Марта или противный Дезмо с чёрными крыльями, без разницы, изумлены будут оба.
Тот, кто первый сказал «два дебила – это сила!», однозначно был гением. Ну, в крайнем случае одним из тех двух дебилов.
– Следующий.
– Пошли, – предложил я.
Гесс счастливо высунул язык и завилял обрубком хвоста, для него любое действие – игра, любое приключение – праздник с фейерверками.
Даже если мы в полной заднице, он всё равно найдёт, где проявить оптимизм, что кусь, а что лизь, практически не ошибаясь с выбором. Так вот, когда мы вошли в офис Системы, за столом сидела Марта. Очень недолго.
В том смысле, что при виде нашей пары она схватилась за живот и в припадке неконтролируемого хохота сползла с кресла на пол. Ну всё, начинается-а…
Она даже не смеялась, она ржала как лошадь, она сучила ногами, она взвизгивала, как хрюшка, она едва дышала, её лицо было красным, а из глаз лились слёзы.
– Девочке плохо, её надо спасти, я её лизь?
– Хоть два раза целиком, – великодушно разрешил я, скрипнув зубами.
Увы, попытки Гесса лизнуть в щёчку, в шейку или в нос рыжую красавицу привели к ещё более неконтролируемому спазму смеха. Честно говоря, наверное, её уже было пора отпаивать водой или дать легкий подзатыльник для приведения в чувство.
Но воды под рукой не было, а бить девушку креслом по голове, наверное, всё-таки не совсем прилично. Мой пёс вдохновенно прыгал вокруг, лаял как сумасшедший, снова и снова пытаясь лизнуть бедняжку в лицо, в шею, в руки и в коленки.
Когда рыжуха уже предсмертно хрипела, я на всякий случай решился оттащить Гесса за ошейник. Доберман упирался, рычал, угрожал меня кусь, потому что они ведь только-только разыгрались, ей почти понравилось, он хороший мальчик и всё такое.
– Ни стыда, ни совести, уфф… – сообщила нам Марта, с трудом выравнивая дыхание, и на полусогнутых, держась руками за стену, вернулась в своё кресло. – Я с вас сдохну.
– Мы старались.
– Вам и стараться не надо, у вас врождённый дар меня изводить. Я уже практически вас уволила за прошлое дело, но старик Пафнутий до сих пор ещё имеет связи. Вот.
Она достала из выдвижного ящика стола две сбербанковские карточки. Одна на моё имя, другая на Gess Frolovski. Типа это для моего пса?
– Само собой, – ответила на мой удивлённый взгляд Марта. – Служебная собака нуждается в сбалансированном питании, услугах ветеринара и постоянных занятиях у профессионального кинолога. Всё это стоит денег. Пока у вас на картах по сто пятьдесят тысяч. Дальнейший уровень роста зарплаты зависит только от вас.
– Круть! – Мы с Гессом церемонно хлопнулись лапой в ладонь.
– Напоминаю, сто пятьдесят тысяч – это ваша несгораемая зарплата в месяц. Даже если вы вообще не бесогонили по причине болезни, лечения, отдыха и так далее, деньги всё равно капают.
– А что вы делаете сегодня после работы? – перебил я.
– Ну, учитывая, что в таком костюме вы можете пригласить меня только в сауну, то… Пожалуй, я посижу дома одна, с кофе и хорошей книгой.
– Тео тоже хороший, он лучше книги, – вступился за меня доберман. – Он со мной играет, вкусняшки не прячет, не…
– Не обижает собаченьку, – в тон закончила Марта, показала ему язык и, сунув руку в тот же ящик, достала маленькую шоколадку.
– Женись на ней, а не то я сам женюсь, – осипшим голосом предупредил меня Гесс. – Я почти уже её люблю! Но ты не волнуйся, я тебя потом два раза лизь.
