Пока Гесс устраивал архангельскую областную версию одесской телепрограммы «Смешные и голые» в пене, шампуне и мочалках, я кое-как сумел взять ситуацию в свои руки, загнав наглого шуданоида в угол. Мелкий рогоносец шипел, плевался, скалил зубы, всем видом показывая, что без боя не уйдёт. Прекрасно-о…
Я спокойно вытащил из-за пазухи фляжку со святой водой.
– Только попробуй, бесогон.
Я вылил воду в таз, добавил туда ещё кипятку и сунул крест на верёвочке в тазик.
– Тебе не жить после этого, понял? Ты труп, ты уже не…
Я, не дослушав, выплеснул воду на беса, окатив его с головы до ног.
Дичайший визг на уровне смеси зубоврачебной бормашины с японской бензопилой заставил всех упасть на колени, зажав уши ладонями. Нечистый вдруг начал расти, раздуваясь в размерах, кожа на нём пошла пузырями, голый хвост покрылся кровоточащими трещинами, но в глазах по-прежнему полыхала неземная ярость!
– Декарт мне в печень, верните обычных бесов. Это ведь уже мутанты какие-то, – пробормотал я, озираясь в поисках хоть какого-то оружия.
Стрелять нельзя. Тазы, веники, мыло, типа всё…
– Бесогон, я же тебя зубами грызть буду, я из тебя все соки высосу, я твоё сердце когтями вырву и на твоих же глазах сожру!
Помирать абсолютно не хотелось, я залез под лавку и поймал медленно проплывающий мимо кусок советского хозяйственного мыла. Почти новый, со звездой посередине и надписью «72 % ГОСТ». Вот почему в моменты величайшей опасности для жизни мозг выхватывает именно такие, ничего не значащие детали?
И тут чья-то когтистая лапа с невероятной силой схватила меня за щиколотку. Все мои последующие действия заняли три секунды: я перевернул мыло вершиной звезды вниз, впечатал в середину свой серебряный нагрудный крест и, развернувшись, отправил снаряд прямо в зубастую акулью пасть непомерно раздувшегося беса.
Злобная тварь так быстро клацнула челюстями, что едва не подровняла мне ногти на правой руке. А потом раздалось:
– Ик? Ой… чёй-то мне погано… не, ай-ай… так нечестно-о-о!!!
Беса-шуданоида разорвало в мелкие клочья, только мыльные пузыри взлетели под потолок.
Я упал на бок, приподнялся, на четвереньках подобрал свой крестик, сунул его под кипяток, обжигая пальцы, вновь надел на шею и устало свистнул:
– Гесс, домой!
– Мой мячик.
– Я тебе новый куплю, а этот отдай ребёнку.
– Нет! Не любишь меня, обижаешь!
– Верни ребёнку игрушку. – Я сам вытащил прокусанный красный мячик у него из зубов, аккуратно положил на пол и, стараясь не смотреть на причудливый замес из голых женских тел, вежливо попрощался со всеми оптом: – Тысяча извинений, милые дамы, мы и так изрядно злоупотребили вашим гостеприимством. Нам пора. Сантехнические работы закончены. Баню лучше построить новую. Спасибо за ваше внимание и участие. Все претензии по поводу оскорбления чьих-то религиозных чувств или человеческого достоинства в письменном виде прямо к отцу Пафнутию!
– Чтоб ты провалился, монашек, – едва ли не хором ответили мне.
– Возьми от мячик, собачка, – вдруг объявила девочка, ножкой толкая обслюнявленный мяч Гессу.
Обалдевший доберман, не веря такому счастью, быстренько кивнул, лизнул её в щёчку и слинял, цепко держа добычу в зубах. Мы выбрались, мы победили. Два круглых идиота, выскочившие мокрыми курицами на мороз.
– Бежим, пока не обледенели, – предложил я.
Это, пожалуй, был наш единственный шанс на спасение, поскольку, привлечённое шумом и криками, к общественной сельской бане стало стекаться неторопливое мужское население села Пияла.
– Помоги одеться собаченьке. Помоги, помоги. Я тебя лизь!
Он был прав, и хоть меня тулуп на мокрый свитер и джинсы всё равно особо не спас бы, но доберман с его короткой шерстью гарантированно превратился бы в изящную ледяную скульптуру. Моя верхняя одежда висела на гвоздике у вахты, ватник и шапка Гесса валялись там же.
Пришлось вернуться. Мы одевались быстрее, чем десантники в армии, и уже на выходе проснувшийся дед, вахтёр-контролёр-кассир и сторож в одном лице, прокричал:
– Так вы воду-то починили, ась?
– Хрясь! – в рифму ответили двери банного отделения, с грохотом раскрываясь и являя толпу разгорячённых розовых женщин с вениками. – А ну-ка вернитесь, сантехнички от хреновы!
– Я домой, – благодарно лизнул меня в руку Гесс. – Догоняй меня, поиграем!
С его разрешения я сунул покусанный мячик в карман тулупа, поправил шапку на мокрой голове и со всех ног кинулся догонять удирающего добермана.
Нам свистели вслед, улюлюкали, нас материли, всячески обзывали, потом к нам присоединились весёлые бездомные собаки, и ещё беззаботные дети из-за заборов прицельно кидались снежками, так что в общем-то практически всем потом было что вспомнить.
У деревянных ворот нас ждал Анчутка, мурлыкающий сквозь зубы что-то из раннего Баха.
Как я понимаю, отец Пафнутий отправил его пойти посмотреть, почему это мы там задерживаемся, а тот решил, что ему и отсюда всё прекрасно видно. С бесами или джиннами, да и любой другой нечистой силой всегда так – им нужно давать максимально чёткие приказы, не допускающие ни малейшей двусмысленности.
Иначе они успешно найдут уйму уловок, как не париться по поводу полученного от вас задания, да ещё вас же кинут или подставят. Нечисть, одним словом, что с них взять, они такими созданы. Обман – второе их имя.
Уже дома, только взглянув на нас с Гессом, отец Пафнутий сразу же приказал:
– Пошли вы оба в баню!
Мы и не сопротивлялись ни разу.
Банька была разогрета заранее, словно батюшка прекрасно знал, в каком состоянии мы вернёмся домой. Он и сам присоединился к нам через полчаса, когда мы уже согрелись и слегка отдышались в густом тяжёлом пару.
Вообще-то обычным собакам не особенно рекомендовано горячее купание, но доберман, выросший в архангельской глубинке, с младых когтей полюбил местную баню и чувствовал себя в парилке, как коренной финн в раскалённой сауне.
Отец Пафнутий даже купил ему войлочную шапочку на манер красноармейской будёновки, Гесс с гордостью носил её, и, должен признать, ему оно крайне шло. Он был похож на революционного командира, то ли Щорса, то ли Блюхера – грозный взгляд из-под жёлтых бровей, и усы задорно торчат вверх. Хоть прямо сейчас бери и фотографируй!
Рассказ (доклад, отчёт, исповедь?) о наших похождениях в женской бане был принят к сведению батюшкой, уже когда мы с ним сидели, закутавшись в простыни, за горячим самоваром и мой пёс блаженно лакал прохладную воду из миски на полу.
– От оно, значится, как, паря. Думаешь, мутируют бесы-то, растут над собой?
– Явно, отче. Я иду на одного мелкого привычного рогатого, а встречаю зачастую совершенно иного зверя. Мы с Гессом просто не были подготовлены к тому, что один бес может разом захватить несколько человек. Хорошо у меня был с собой револьвер.
