– Ну хочешь я для чистоты эксперимента домой пойду? Потом ключи занесешь.
Зиганшин покачал головой.
– Я буду тихой как мышка. Слушай, Славик, а я вот что спросить хотела… Если бы кто-нибудь сходил в архив и изучил дело маньяка, убившего девушку Пестрякова, ты же бы не хотел, чтобы этот кто-нибудь рассказал тебе подробности?
– Я же просил, Анжела!
– Ну не смогла я, не смогла…
– Я думал, мы договорились! Вот ты Колю своего ругаешь, а сама? С тобой как на пороховой бочке, никогда не знаешь, что ты сделаешь, кроме как когда просишь чего-то не делать! Тут полная уверенность, что ты поступишь наоборот! Говорят не звони, ты звонишь, не ходи в архив – ты идешь!
– Не, не, сейчас точно всё. Никакого больше Пестрякова, Я и тебе не расскажу, что узнала, и сама забуду.
– Точно?
– Клянусь!
Зиганшин сел на широкий подоконник и уставился в окно. Он дал Георгию Владимировичу слово – и обязан его сдержать. И сдерживал, и почти уже забыл о Пестрякове и Климчуке. И что бы там ни узнала Анжела, это не изменит его решения. Начальник собственной безопасности – человек непростой, но не убийца. Все-таки Зиганшин тоже не вчера пришел на службу в правоохранительные органы, у него за плечами большой опыт, послуживший к развитию профессионального чутья, так что он может отличить порядочного человека от серийника, даже такого, на которого маньячный стих находит раз в двадцать лет.
– Я – могила! – торжественно провозгласила Анжелика у него за спиной.
Зиганшин обернулся:
– Ладно, могила, рассказывай давай.
Анжелика не сильно рисковала вызвать у Георгия Владимировича подозрения. В деле серийного убийцы Тарасевича, в общем, было на что посмотреть, кроме единственного допроса жениха одной из многих жертв.
Ямпольская объясняла свой интерес к старым делам неопытностью, мол, она так долго просидела в глухомани, причем в основном в декретах, что чувствует себя как вчерашняя выпускница юрфака. Коллеги не больно-то ей помогают, наставниками быть не хотят, вот и приходится наращивать мастерство на примерах корифеев.
Случай Тарасевича был действительно поучительным.
Первый эпизод состоялся в девяносто восьмом, когда в пригородном парке обнаружили тело девушки. Убийца оглушил ее ударом по голове и задушил с помощью бельевой веревки. Сумочку он забрал, но кроме этого взял еще одну туфлю, и нарисованная на груди жертвы звезда заставила предположить, что действовал маньяк, а не грабитель, и версия подтвердилась, когда обнаружили еще один женский труп со звездой и без туфельки. А потом еще и еще…
Утрата сумочки, в которой женщины держат абсолютно все, серьезно затруднила опознание погибших девушек. Кроме того, преступник действовал в разных пригородах, часть которых официально находилась в городской черте, а часть принадлежала области, и много времени прошло впустую, пока преодолевалась неизбежная в таких случаях волокита, и была создана следственная группа.
Заработала она, впрочем, не за страх, а за совесть. Когда наконец установили личности жертв, между ними не нашли ничего общего, никаких точек соприкосновения, кроме одной: все девушки каждый день ездили в город на электричках. Три из них учились в институтах, одна в медучилище, и четыре работали в центре.
Кто-то выходил на маленькой станции и бежал домой через безлюдный парк, кто-то – на вокзале и ехал домой автобусом, но тела находили не там, где пролегали маршруты девушек, поэтому версия, что маньяк выслеживает жертв в электричках, долго не принималась за основную.
К счастью, допросили однокурсницу погибшей девушки, и она вспомнила, как та рассказывала, что однажды ехала вместе с симпатичным, но чуть странноватым и навязчивым мужичком.
Девушка пожаловалась подружке только потому, что ей хотелось почитать новый детектив, купленный на лотке возле вокзала, и только она устроилась на скамейке возле окна и раскрыла книгу, как подсело «это чмо с усами» и начало излагать свои взгляды на мировую литературу. Сначала заявил, что Хемингуэй, портрет которого висел над изголовьем всякого уважающего себя шестидесятника, никакой не писатель, а всего лишь посредственный журналист, а что сейчас печатают, это вообще за пределами добра и зла, но истинная классика переживет этот упадок, ну и прочее в таком же духе. Девушки решили, что человеку просто нужны были свободные уши, посмеялись над приставучим дураком и забыли.
Оперативники снова пошли по окружению жертв, и обнаружилось, что еще одна девушка незадолго до смерти рассказывала, как общалась в электричке с каким-то дядечкой, только речь шла не о литературе, а о житейских делах и политике.
Что ж, на жаждущих общения граждан можно нарваться где угодно – в транспорте, магазине, в очереди у врача и даже на пляже. Они вкручивают тебе свою автобиографию, политические взгляды, делятся воспоминаниями о своей геройской юности, совершенно не смущаясь, что ты отвечаешь им междометиями и отводишь взгляд. Люди без обратной связи невыносимы, но далеко не все из них маньяки.
Тем не менее следственная группа зацепилась за это и совместно с транспортной милицией провела блестящую операцию, в результате которой задержали военного пенсионера Тарасевича.
На ничтожной должности в военном училище он выслужил пенсию, которая позволяла ему не работать, а целыми днями раскатывать в электричках, приставая к девушкам. Сначала ему просто нравилось общаться, но вскоре он пресытился, и душа запросила чего-то большего.
Схема у него была простая, но действенная. Подсаживаясь к девушке, он не только сообщал ей свои взгляды, но и аккуратно выспрашивал кое-что о ней самой. Где учится, живет в общежитии или дома, не страшно ли поздно возвращаться? Никакой конкретики, ни имен, ни телефона, ни адреса не просил, поэтому девушки из вежливости отвечали, и обычно правду. В самом деле, что опасного в том, что расскажешь случайному попутчику, что ты студентка мединститута и у тебя каждый день по четыре пары, а живешь ты дома, потому что в общежитии нет мест или мама не пускает тебя во взрослую жизнь? Ясно же, что он тоже спрашивает из вежливости, а на самом деле ему хочется говорить только о себе любимом. Одинокий старый дурак едет с работы, дома никто его не ждет, вот он и общается, с кем может. Ладно уж, послушаем, потому что это грех – послать подальше несчастного человека.
Дальше Тарасевич запоминал, на какой станции выходит девушка, приезжал туда через несколько дней, выслеживал свою жертву и устраивал как бы случайную встречу. «Ах, ох, а вы меня не помните? В электричке с вами ехали, так интересно время провели… А вы в магазин? Ну я вас провожу немножко, мне тоже в ту сторону».
И тут срабатывает подсознание, которое в прошлый раз решило, что навязчивый дурак из электрички противный, но безопасный, так что сейчас можно с ним пройти короткой дорогой через парк. Подумаешь, давно стемнело, и фонари горят через один. Я – юная, красивая, сильная, со мной никогда ничего плохого не случится.
